Форум » МЕТОДОЛОГИЯ-METHODOLOGY » Административные искажения в науке » Ответить
Административные искажения в науке
bne: Помнится в конце 80-х в МинТопе было совещание На нем начальник секретки выступил с пренеприятным текстом Дескать на Западе оценивают наши запасы и оценивают хорошо Причем настоящие запасы, а не те о которых отчитываемся Подобный абсурд похоже будет все ближе к возвращению Это один из признаков актуальности топика Сходная тема в топике по ссылкеОбман и мифы в науке
Ответов - 31
bne: Ревекка Фрумкина Статистики против тоталитарного государства Кто бы мог подумать, что история такого «скучного» учреждения, как Центральное статистическое управление СССР (ЦСУ) может быть захватывающе интересным чтением? Однако же не только история ЦСУ, но и вообще история статистических исследований в России ХХ века не просто поучительна – она трагична. Проанализированная в деталях, описывающих не только биографии действующих лиц, но режиссуру и декорации этого «театра жизни», история ЦСУ оказалась богатым материалом для двух известных французских демографов и историков - Алена Блюма и Мартины Меспуле (cм.: Блюм А., Меспуле М. Бюрократическая анархия: Статистика и власть при Сталине. М.: РОССПЭН, 2006. (Российская история в зарубежной историографии)). Оба упомянутых автора специализируются на изучении СССР и России; Ален Блюм руководит Центром изучения России, Кавказа и Центральной Европы (CERCEC). Блюм известен русскому читателю по его книге 1994 г. «Родиться, жить и умереть в СССР» (М.: Новое издательство, 2005; перевод с издания 2004 г.). Руководителем диссертационной работы Блюма был крупный французский историк Марк Ферро. Мартина Меспуле специализируется на демографическом аспекте истории советской статистики ; ее руководителем был известный социолог Ален Шеню. История российской и, в особенности, советской статистики – в обсуждаемой книге она заканчивается переписью населения 1939 г.- оказывается красноречивым материалом для анализа механизмов реализации большевистского, а затем собственно сталинского социального проекта. Мировоззренческие предпосылки авторов изложены во введении к книге. Однако значимы они не только для данной конкретной темы, но и вообще для изучения истории тоталитарных обществ, в том числе - советского. Полемизируя с Ханной Арендт, авторы подчеркивают, что тоталитарное общество не может быть сплошь и абсолютно тоталитарным - просто в силу сложности структуры социального организма как такового. Функционирование последнего невозможно свести к подчинению всех воле одного человека, какой бы всепроникающей и всемогущей она ни представлялась. Первоначальный замысел большевиков предполагал создание государства рабочих и крестьян, а в перспективе – построение бесклассового общества. Это был, разумеется, абсолютно утопический социальный проект. Тем не менее, такой проект наличествовал. У Сталина, как считают авторы книги, не было никакого социального проекта: его единственной целью было удержание личной власти, которая мыслилась как безграничная и вечная. Это была жестокая игра без правил, в которой тактика всегда превалировала над стратегией. Отсюда хаотичность политической практики режима, где рывки вели к катастрофам, а откаты от края бездны в очередной раз увенчивались большой кровью, поскольку необходимо было найти и наказать «виноватых». Но именно эти хаотичность и непредсказуемость создавали хотя бы временные «пространства свободы». Для подданных Сталина попытки воспользоваться ими большей частью кончались трагически, но, тем не менее, они возобновлялись на следующем витке истории страны. Чтобы понять данный процесс изнутри, продуктивно исследовать повседневную деятельность такого государственного учреждении, цели которого - описывать реальность и служить звеном в регулятивной цепочке «реальность - государство – реальность». ЦСУ как раз и было таким учреждением. В интересующем нас контексте особенно важно отметить уникальный первоначальный кадровый состав ЦСУ, обусловленный особой ролью статистики в истории Российской империи. Внимательные читатели Чехова и Бунина могли заметить, сколь часто в их текстах упоминаются земские статистики. Земским статистиком был брат Бунина; у самого Ивана Алексеевича в этой среде были товарищеские связи. В пореформенной России это была массовая профессия: новая ситуация с землевладением, землепользованием и налогообложением крестьянства этого потребовала. В земские статистики, как правило, шли люди, небезразличные к судьбам крестьянства – в сегодняшних терминах мы бы сказали, что в целом это была глубоко политизированная среда. Аресты и ссылки среди земских статистиков были обычным делом; отсюда прочные личные и профессиональные связи, характерные для этого сообщества в целом. Здесь важно отметить, что земство могло нанимать на работу людей на должности, не требующие утверждения губернской администрации; тем самым именно вокруг земств складывалась плотная среда «политически неблагонадежных» высокообразованных специалистов, привыкших к независимости в суждениях и работе «не за страх, а за совесть.» Соответственно и профессионализм земских статистиков, да и вообще русской школы статистиков был весьма высоким: достаточно упомянуть А.И.Чупрова и М.М. Ковалевского; многие учились в Берлине или Париже; регулярно собирались съезды статистиков –проект любой переписи населения подвергался на таких съездах серьезному обсуждению. В 1915 г. на съезде статистиков земств и городов было решено провести в 1916 г. всероссийскую сельскохозяйственную перепись. В марте 1917 было создано статистическое управление по обработке данных этой переписи; главой которого – уже по решению Временного Правительства – был назначен П.И.Попов. Так начиналось будущее ЦСУ, которым Попов руководил до 1926 года, когда был снят с этой должности. Это «первое» ЦСУ было, по существу, вполне европейским учреждением, устав которого прокламировал независимость от политической власти вообще и от какого-либо конкретного комиссариата; подчинялось ЦСУ непосредственно Совнаркому. Сам П.И.Попов имел ранг народного комиссара с правом совещательного голоса. Это право он широко использовал, обращаясь непосредственно к Сталину и отстаивая право на самостоятельность научных, кадровых и организационных решений. К моменту назначения на эту ответственную должность у Павла Ильича Попова, родившегося в 1872 г., за плечами был огромный жизненный и профессиональный опыт. Попов строил свою организацию по европейским образцам как подчиняющуюся только профессиональным стандартам. Пользуясь многочисленными связями, сформированными более чем за 20 лет работы в разных губерниях и волостях Российской империи, от Харькова до Уфы и г.Верного, Попов привлек к руководящей работе в ЦСУ высокообразованных специалистов, по преимуществу своих ровесников. Как показали Блюм и Меспуле, изучавшие в архивах личные дела сотрудников ЦСУ, люди 1870 -х гг. рождения имели высшее образование и, как правило, владели немецким и французским языками. Многие из них прошли примерно тот же жизненный путь, что и Попов - социал-демократические кружки, нелегальное положение, ссылки. В глазах нового поколения руководителей страны они, тем не менее, не обладали революционной легитимностью: треть сотрудников ЦСУ имела «буржуазное» происхождение, пятая часть была выходцами из дворянства. На этот высокопрофессиональный и ответственный коллектив раньше или позже должен быть найтись «свой» Швондер: в 1924 г. им стал некто Оганесов, партработник, не имевший никакой профессиональной подготовки, но немедленно включенный в коллегию ЦСУ и наделенный властью советника Попова по вопросам, которые объявлялись политическими. Началась череда чисток, в процессе которых Попов до последнего пытался отстоять профессионализм своего коллектива – разумеется, безуспешно. Судьба самого П.И.Попова в известной мере уникальна: в 1926 г. он был всего лишь уволен, но не арестован, в дальнейшем всю жизнь работал на разных должностях в госаппарате и умер своей смертью. Этот факт выглядит особенно поразительным в свете сохранившегося в архиве письма Попова Сталину , где он прямо обвиняет Сталина в том, что в своем выступлении на XIV партсъезде тот сделал многочисленные неверные утверждения, касающиеся данных ЦСУ (в черновом варианте письма эти утверждении назывались ложными). Когда читаешь сегодня текст выступления Сталина, где он говорит о цифрах, представленных ЦСУ: «эти цифры – хуже контрреволюции», то понимаешь, что лишь неполная уверенность в лояльности своего окружения помешала тогда Сталину просто разогнать все ЦСУ. Цифры, которые ЦСУ предоставляло руководству страны во времена Попова, подчинялись только логике науки; партийное руководство же требовало цифр, продиктованных политической необходимостью. Эту коллизию между профессионалами, рассчитывавшими честно работать на благо страны, и политиками, для которых самоценна были лишь власть, а не подлинное положение дел, в силу чего неугодные цифры объявлялись вредительскими, авторы книги называют «большим недоразумением». Я подробно остановилась на судьбе П.И.Попова и «его» ЦСУ потому, что подобный тренд был характерен для большинства учреждений и большинства руководителей 20-х гг., когда высокообразованные работники искренне намеревались сотрудничать с большевиками именно в качестве профессионалов – с той разницей, что сам Попов физически уцелел, тогда как пятеро из семи руководителей, сменивших его на этом посту в описываемый период, были расстреляны. В 20-е гг. чистки и доносительство становятся постоянным методом «управления», причем основанием для санкций служит социальное происхождение, поддержка каких-либо научных или практических мер, представленных как политически сомнительные, а то и вредные и т.п. Проделанный Блюмом и Меспуле анализ кадрового состава ЦСУ показывает, как на места, которые прежде занимали сотрудники с высшим образованием и знанием иностранных языков, постепенно приходят новые люди, образование которых было прервано войной и революцией. Новые кадры не были обременены ни специальными знаниями, ни профессиональными и социальными связями, ни, в большинстве случаев, общечеловеческими моральными принципами – все это с успехом заменяла революционная необходимость. Разумеется, это произошло не сразу. Все-таки те, кого позже назовут «старыми большевиками», были образованными людьми, хотя и не имели отношения к статистике или иным сферам деятельности, куда направляла их партия. Первый, кто пришел к руководству в ЦСУ после Попова – В.В.Осинский, старался сохранить коллектив ЦСУ в пределах известной независимости от политических решений; сам он пытался обратить внимание высшего руководства на катастрофическую ситуацию с хлебом, которая стала очевидной уже к концу 1927 года. Коллизия, известная как споры об оценке хлебофуражного баланса, скрывала за собой угрозу голода, о чем Осинский неоднократно сообщал руководству, предлагая повысить закупочные цены на зерно. Перед пленумом ЦК в апреле 1928 г., с которого начинается полный отход от нэпа и массовые реквизиции зерна у крестьян, Осинского сняли с поста руководителя ЦСУ. На его место был назначен В.П.Милютин, большевик с большим стажем, занимавший разные крупные государственные посты, в том числе – в Рабоче-крестьянской инспекции. Рабкрин был учреждением, через которое Сталин осуществлял контроль и манипулирование управленческим аппаратом. До превращения ЦСУ в послушное орудие верховного правителя оставался один шаг. Он был сделан тогда, когда ЦСУ превратилось в ЦУНХУ – Управление народно-хозяйственно учета. Учет должен был заменить анализ. К январю 1933 г. все статистические данные были засекречены, а ответственность за секретность поручена непосредственно ГПУ. Последствия великого голода, достигшего своей кульминации в апреле 1933 г., все-таки регистрировались ЗАГСами , пусть и с трудом; М.В.Курман, заведовавший сектором статистики населения, тщательно собирал эти сведения. Впоследствии Курман стал одним из первых статистиков, арестованных за участие в переписи 1937 года, и единственным, кто выжил и в начале 60-х записал свои воспоминания. Из них видно, сколь взрывоопасны для власти были любые демографические данные – даже засекреченные. Тем большую опасность представляли люди, располагавшие прямыми свидетельствами о происходившем. Так, например, в ЗАГСах не хватало учетных книг, где регистрировались смерти, но никто не жаловался на нехватку книг, где регистрировались рождения. Перепись 1937 года готовилась, начиная с 1933 года, но дата ее проведения многократно переносилась. Высшее руководство уделяло переписи все больше внимания; перетасовывались сотрудники ЦУНХУ, опросные листы постоянно переделывались в направлении максимального упрощения, а точнее сказать – огрубления задаваемых вопросов. Например, исключены были сведения о жилищных условиях; категоризация населения по профессиональной деятельности и социальному положению предельно упрощена. Если вначале вопрос об уровне грамотности разграничивал тех, кто умел читать и писать, от тех, кто умел только читать и кто был вовсе неграмотен, в последнем проекте остался только вопрос «Грамотен ли?». Из статистики, тем самым, устранялся один из ее главных принципов: сообщать сведения о реальном состоянии общества. «Социалистическая» статистика отныне сообщала только о желаемом, а вовсе не о реальном. И тем не менее, результаты переписи 1937 года служили прямыми свидетельствами демографической катастрофы, постигшей СССР: люди погибали от голода, в лагерях НКВД, в процессе массовых вынужденных переселений; из Средней Азии все еще была возможна достаточно массовая нелегальная эмиграция; смертность в сельских местностях нередко вообще не учитывалась. И.Д.Верменичев, начальник ЦУНХУ с мая 1937 г., чей «путь наверх» был типичным для партийного бюрократа той поры, в декабре 1937 г. начал подведение итогов переписи словами: «Враги народа, хозяйничавшие в ЦУНХУ…». Из архивной ссылки неясна точная датировка этого текста; но между его написанием и арестом автора прошло всего несколько дней: Верменичев был арестован 5 декабря 1937, приговорен к смертной казни 8 февраля 1938 г. и в тот же день расстрелян. Руководящие сотрудники ЦУНХУ Курман и Краваль были арестованы еще раньше; Квиткин, руководитель бюро переписи, и Краваль, предшественник Верменичева на посту начальника ЦУНХУ– были расстреляны ; Курман единственный выжил в Гулаге. Подобная судьба постигла примерно половину квалифицированных работников ЦУНХУ. Результаты переписи были аннулированы, новая перепись была назначена на январь 1939 г. Дальнейшая история ЦСУ, как бы оно ни называлось в отдельные периоды истории СССР, развивалась по аналогии с изложенной выше схемой. На примере судьбы ЦСУ, реконструируемой на основе архивных данных, Блюм и Маспуле сумели рассмотреть функционирование сталинского государства изнутри. Социальный фундамент системы невозможно описать, не учитывая того, сколь много квалифицированных людей, не примыкая к режиму и не одобряя его, продолжали работать и делать карьеру, лавируя между разными формами принуждения. Государство, в свою очередь, пыталось разрушить все формы личных связей между людьми – дружеские, служебные, профессиональные, а тем более – основанные на общности социального происхождения или национальной принадлежности. Легитимность политическая в конечном счете всегда ставилась в сталинском государстве выше легитимности профессиональной. Это в дальнейшем породило особую форму насильственной эксплуатации государством профессиональной компетентности – в частности, в форме «шарашек». http://polit.ru/author/2007/12/29/frumkina.html
bne: Всякое историческое знание связано с тем, в какой мере обладатель этого знания верит в то, что он знает. А так как любое знание, которым мы обладаем, получено из какого-то источника, то вопрос о вере в собственные знания — это одновременно вопрос о доверии к источникам. В свою очередь, доверие или недоверие к источникам связано с той картиной мира, с теми общими представлениями, которые существуют в голове у носителя соответствующего знания. Эти представления (картина мира) определяют то, что можно назвать ментальными условиями доверия или недоверия к информации. Свежий исторический пример: выборы 2 декабря. Если доверять правительственным источникам, следует считать, что большинство избирателей голосовало известно за кого. Если сверить эту информацию со сведениями независимых наблюдателей, окажется, что это не совсем так. А поскольку уже есть устойчивое представление (элемент картины мира), согласно которому правительственным источникам не следует полностью доверять, в конце концов, может возникнуть убежденность в том, что это совсем не так. В результате может возникнуть вопрос: а были ли выборы? По аналогичному поводу в середине XIX века складно высказался Герцен: «Правительство лжет в официальных рассказах и потом заставляет повторять свою ложь в учебниках. Сначала ей (лжи) никто не верит, потом события забываются, современники умирают и остается какое-то смутное предание о том, что правительство исказило факт. Отсюда общая уверенность, что правительство всегда говорит неправду». Подобную логику, кажется, стоит иметь в виду при изучении сведений, содержащихся в правительственных постановлениях, следственных протоколах и идеологических манифестах, независимо от того, в какие времена они составлены. Правительство, чтобы демонстрировать свою дееспособность, должно лгать. Следователи, чтобы раскрыть преступление, должны ставить вопросы так, чтобы в ответах содержалось указание на преступный умысел. Идеологи, чтобы подчинять коллективную ментальность, должны изобретать новые технологии заморачивания мозгов. Сказанное Герценом вполне подтверждается независимыми источниками по новой и новейшей истории (не только России), благо число независимых источников в последние два-три столетия, благодаря усовершенствованию способов хранения информации, значительно увеличилось по сравнению в предшествовавшими эпохами. Если бы не было независимых источников, мы до сих пор считали бы, что Павел I умер от апоплексического удара, а Хрущев ушел на пенсию по собственному желанию. Алекс Сэндоу http://polit.ru/analytics/2007/12/27/zhidovstvo.html
bne: Microsoft хочет запатентовать программу для "слежки" за офисными работниками Алексии Мостроуз, Дэвид Браун В Microsoft идет разработка программного обеспечения, которое заставляет вспомнить о "Большом брате". Этот продукт позволит дистанционно отслеживать продуктивность сотрудников, их физическую форму и степень соответствия профессиональным требованиям. В распоряжении The Times оказалась подготовленная в Microsoft патентная заявка на компьютерную систему, в рамках которой сотрудники будут соединены со своими ПК посредством беспроводных сенсоров, измеряющих параметры их метаболизма. Анализируя частоту сердцебиения, температуру тела, телодвижения, мимику и артериальное давление работников, эта система позволит менеджерам отслеживать их действия. В профсоюзах опасаются, что компьютерная оценка физиологического состояния работников может стать основой для их увольнения. Технология, позволяющая непрерывно следить за работником, ранее применялась только в отношении пилотов, пожарных и астронавтов NASA. Считается, что идея внедрения такого рода программы на обычных рабочих местах была предложена впервые. Microsoft подал заявку на получение американского патента на "уникальную систему слежения", которая позволит связать сотрудников с их компьютерами. Беспроводные сенсоры смогут считывать информацию о "частоте сердцебиения, кожно-гальваническом рефлексе, мозговых импульсах, частоте дыхания, температуре тела, телодвижениях, мимике и давлении крови, а также электромиограмму", говорится в заявке. Кроме того, система сможет "автоматически выявлять у пользователя фрустрацию и стрессовые состояния", а также "предлагать и предоставлять соответствующую поддержку". Физиологические перемены в организме сотрудника будут соотноситься с его личными профилем, основу которого составят данные о весе, возрасте и состоянии здоровья. Если система зарегистрирует учащение сердцебиения или выражение лица, которое указывает на состояние стресса и фрустрации, руководство будет поставлено в известность, что сотрудник нуждается в помощи. Агентство Informational Commissioner, правозащитники и юристы, специализирующиеся на охране тайны частной жизни, подвергли систему с ее потенциальными возможностями строгой критике, сочтя, что она "поднимает идею слежение за человеком на рабочем месте на новый уровень". Королевский адвокат и эксперт по законодательству о защите информации в Matrix Chambers Хью Томлинсон сказал в интервью The Times: "Эта система предполагает вторжение во все возможные стороны жизни работников. Это порождает очень серьезные проблемы в сфере конфиденциальности". Питер Скайт, представитель профсоюза Unite, сказал: "Данная система поднимает идею слежения за человеком на рабочем месте на новый уровень. Растут и масштабы вторжения в личную жизнь, но суть остается старой: система отслеживает не столько результат, сколько процесс". В офисе Information Commissioner выразили мнение, что "такой уровень вторжения в частную жизнь оправдан лишь в исключительных случаях". В Патентном ведомстве США вчера вечером подтвердили, что заявка была опубликована в декабре, через 18 месяцев после подачи. Юристы, специализирующиеся по патентам, считают, что заявка может быть одобрена в течение года. В Microsoft вчера вечером отказались комментировать эту заявку, сказав следующее: "У нас более семи тысяч патентов по всему миру, и мы гордимся качеством этих патентов и тех инноваций, которые в них представлены. Как правило, мы не комментируем заявки на выдачу патента, которые находятся в стадии обработки, поскольку отраженные в них формулы изобретений могут изменяться в процессе одобрения заявки". http://www.inopressa.ru/times/2008/01/16/11:31:40/Microsoft
bne: Неволина КОНТОРА Учреждение. Скучные лица Веер бумаг, скрепки, скоросшиватели Двадцать сотрудников, босс круглолицый Маленький рай, шоу работодателя Гонору много, хоть дело ничтожное Две интриганки, с десяток бездельников На скрупулезных - работа возложена Крутится мельница - эники-беники Новых впрягают в ярмо. Пусть стараются Будешь стонать, сразу вылетишь с должности Сверху бумаги исправно спускаются Пир автократии, верх безнадежности Умных не держат. Чего же тут умничать Ум – это прерогатива начальника Люди должны быть к острастке приучены К выносу и кипячению чайника Склонность к лакейству вовсю поощряется Подхалимаж – верный путь к повышению Маленький офис пыхтит и вращается Делая льстивые телодвижения Горе невинной душе! Отымеют! Правдоискателю черная метка В тихой конторе есть тигры и змеи Ведьмы, вампиры и людоедки Лезут просители, подписей требуют Всех их – настырных – к чертовой матери Всем им, что б было бы в клеточку небо Ишь, ты, шатают столпы бюрократии Впрочем, не плач дорогая, как в песне Высохнут реки, рассыплются горы Может быть даже планета исчезнет Солнце сгорит – уцелеет контора http://ne-volina.livejournal.com/63879.html?view=179335#t179335
bne: Петр Ореховский Российский критерий истины Овладел наукой, но не оплодотворил её Станислав Ежи Лец В 70-ые годы прошлого века на здании Алтайского государственного университета висел распространённый в то время плакат «Советская наука должна служить народу!». В этом лозунге всё было неправдой: наука не может быть «советской» или «несоветской»; наука никому ничего не должна, а тем более не может служить; народ и наука – понятия разнопорядковые, так «синее» не может служить «горячему». Тем не менее, марксистский тезис о классовости науки впитался в плоть и кровь многих наших учёных, которые ищут заказчика на свои исследования. Стоит оговориться, что речь не идёт о представителях естественных наук, исследования которых зачастую невозможны без дорогостоящего оборудования, и проблемы которых стоит обсуждать с помощью других категорий. Я говорю преимущественно о коллегах; тех, кто занимается именно «народом» – об экономистах, социологах, историках, других представителях общественных наук (о том, как важен был именно заказчик для дальнейшей судьбы участников конференции на Змеиной горке, можно судить по их красноречивым воспоминаниям, любезно собранным «Полит.ру»; любопытно, почему этого не сделано в отношении последователей выдающегося философа Г.П. Щедровицкого, которые оказали на российские реформы – и недавнюю российскую историю – никак не меньшее влияние; вдобавок, в отличие от упомянутых участников, про «щедровитян» действительно можно говорить, как об отечественной «школе» - и роль «заказчика» здесь не менее интересна). К чему приводит вышеприведённая ориентация, на мой взгляд, исчерпывающе показал А. Ослон в своём коротком интервью «Социология-как-завод». Наука как сообщество расслаивается на: тех, кто занимается консультированием и обслуживанием единичных крупных заказчиков («практики»), тех, кто выполняет государственный и общественный заказ на «продажу дипломов» о высшем образовании («преподаватели-производственники»), редких «теоретиков», почти не общающихся между собой и включённых в академические или близкие к академическим, но частные исследовательские (или столичные образовательные) структуры. По моему мнению, у экономистов дело обстоит точно также. В каком-то отношении нам повезло с рынком – если, скажем, в стотысячном Обнинске двадцать лет назад было около ста юридических лиц, соответственно, требовалось 100 главных бухгалтеров, 100 начальников планово-финансовых отделов и т.д., то сейчас регулярно отчитываются в налоговую инспекцию о своей деятельности более 2500 юридических лиц (а зарегистрировано их более 5000), да ещё более 7000 ПБОЮЛ. И все они нуждаются в финансовых и юридических услугах. И как бы ни скучал вице-премьер С.Б. Иванов по советскому прошлому, когда в СССР был избыток инженеров, пока бухгалтеру найти работу проще. Хотя найти хорошего бухгалтера не менее сложно, чем хорошего инженера в советское время… У социологов не такой массовый «рынок сбыта», как у экономистов. Вероятно, поэтому и расслоение самой отрасли у них более заметно. Но всё, что происходит на Cоцфаке МГУ, у экономистов тоже присутствует – в том числе, например, и плагиат при написании учебных пособий, и повторяемые из года в год, и из учебника в учебник ошибки (скажем, общепринятое «амортизация – денежное выражение износа» - авторы не задумываются о том, как могут изнашиваться нематериальные активы; или «амортизация – процесс переноса стоимости основных средств на продукцию» - не амортизация, а инфекция какая-то…). Именно поэтому вслед за Сергеем Белановским я уверен в верности конспирологической версии произошедшего в МГУ: поскольку такое состояние образования и общественных наук является рядовым, постольку протест студентов является очевидно инспирированным… С другой стороны, если отрешиться от концепции «заказчика», то – возможна ли сама наука? Если воспользоваться мыслью Пьера Бурдье о том, что классификация представляет собой форму доминирования познающего субъекта над объектом, то занятия наукой – это занятие классификациями. При этом действующие классификации уже легитимизированы и закреплены во властном поле, в связи с чем стоит различать формальную (институционализированную) и символическую власть. Люди, обладающие символическим капиталом, – учёные, деятели искусства и литературы, журналисты – оказываются в естественной оппозиции к формальной власти: ведь их право на классификацию подвергает сомнению легитимность и признанность действующих институтов. Более того, по мнению Бурдье, они создают новую социальную реальность, реализуя это своё право. Если конфликт в рамках указанной оппозиции имеет нормальные институциональные рамки своего разрешения, легитимизирующие новые классификации, тогда возможны и инновации, и исследования, и дискуссии – всё то, без чего невозможно существование науки. Напротив, если таких рамок нет, то нормой становится состояние науки и образования, о котором говорилось выше. А в России, похоже, таких рамок нет: ситуация, в общем-то, всех устраивает. Попыток обсуждать эту тему нет ни среди «практиков», осваивающих заказы МЭРТ, новых госкорпораций или зарубежных грантодателей, ни среди «теоретиков», принявших ещё в 1990-ые годы в члены-корреспонденты РАН выдающегося экономиста Б.А. Березовского. Я бы предложил для общественных наук в России, кроме обычных критериев верификации-фальсификации научных теорий, добавить еще один. Таким критерием, по-видимому, может быть опасность публичного высказывания своих взглядов для их автора. Как указывал А. Зиновьев, свобода критики на Западе ограничена фигурой президента и правительства, которых можно ругать невозбранно, однако попробуйте сказать что-то в отношении своего непосредственного начальства, мэра, губернатора, прокурора... В этом отношении, похоже, мы вполне приблизились к Западу (или уже опять, не заметив, догнали и перегнали, и теперь удаляемся всё дальше?). Любопытно, что такой критерий «работает» только в условиях стабильного общества, когда символический капитал полностью распределён. Тогда попытки его передела встречают яростный отпор (хотя едва ли не более эффективной стратегией, чем критика и преследование, является замалчивание – как со стороны научного сообщества, так и со стороны формальных органов власти). В переломные годы, когда социум вынужден так или иначе трансформироваться, высказывания редко бывают опасны – здесь внимание приковывается уже не к словам, а к действиям. Похоже, что российское общество – вполне стабильно. Чем и остаётся утешаться. 05 марта 2008, 09:06 http://www.polit.ru/author/2008/03/05/nauka.html
bne: Наука доказала: британское чувство "честной игры" не вымысел Роджер Хайфилд Эксперименты, проведенные в 16 крупных городах, стали научным доказательством того, что британцам действительно свойственно чувство "честной игры", а вот россияне и греки, по сравнению с ними, весьма мстительны. Идеализированные игры, которые проводились в различных уголках мира, пролили новый свет на то, каким образом люди действуют совместно ради общего блага, – и что происходит, когда они не сотрудничают. Результаты исследования, публикуемые сегодня журналом Science, гласят: в относительно коррумпированных и недемократических традиционных обществах, основанных на авторитарных и патриархальных социальных институтах, чаще практикуется месть – граждане считают, что приемлемо уклоняться от уплаты налогов или нарушать законы, так как правонарушения часто остаются безнаказанными. Экспериментаторы стремились выяснить, в какой мере некоторые люди готовы пожертвовать личной выгодой на благо широких слоев общества, меж тем как "халявщики" пытаются воспользоваться их щедростью. Ранее эти ученые разработали игру финансового характера, где участникам предлагалось выбирать – вложить свои средства (специальные жетоны) в общий котел или придержать их при себе, но получить плоды щедрости других. В ситуациях, когда тех, кто не инвестировал в общее благо, а продолжал наживаться на чужом великодушии, никак не наказывали "долларом", сотрудничество быстро сходило на нет. Взяв эту игру за основу, профессор Саймон Гехтер и доктор Бенедикт Херрманн из Ноттингемского университета, а также доктор Кристиан Тони из университета Сен-Галлен (Швейцария) изучили поведение людей в 16 крупных городах мира – от Бостона и Бонна до Эр-Рияда, Минска, Ноттингема, Сеула и др. Профессор Гехтер отмечает: "Насколько нам известно, это самое крупномасштабное кросскультурное исследование на базе игрового эксперимента, проведенное в развитых странах". Как сообщают ученые, степень сотрудничества во всех 16 городах была примерно одинаковой, что весьма любопытно. Однако, вопреки прогнозам экономистов, поведение игроков кардинально изменялось, когда предавалась огласке информация о вкладах всех и каждого, а игроки получали право наказывать других, отбирая у них жетоны. Как показали более ранние исследования, игроки охотно расставались с одним из своих жетонов для того, чтобы наказать скупых инвесторов или халявщиков, которые наживались на других. Но в том, как наказывали халявщиков за то, что те ставили свои личные интересы выше общего блага, проявились поразительные различия между нациями. В таких странах, как США, Швейцария и Великобритания, халявщики смирялись с наказанием и намного охотнее шли на сотрудничество, так что со временем доходы от игры увеличивались. Однако в таких странах, как Греция и Россия, халявщики стремились отомстить – поквитаться с теми, кто их наказал – пусть даже это были образцовые граждане, которые исправно выплачивали свои взносы. В результате сотрудничество ради общего блага проваливалось. Доктор Херрманн поясняет: в обществах, где современная этика сотрудничества с незнакомыми людьми менее известна, а верховенство закона считается слабым, месть распространена больше, и сотрудничество страдает. По словам Херрманна, поведение людей во время игры занимательно тем, что оно совпадает с данными о нормах общественного сотрудничества и силе верховенства закона, которые получены социологами путем их собственных замеров. Эти нормы касаются общего отношения к закону – например, вопроса о том, считают ли граждане приемлемым уклонение от уплаты налогов или исполнения законов. В обществах, где такое поведение широко распространено и принцип верховенства закона считается неэффективным – то есть где правонарушения часто остаются безнаказанными – процветает антисоциальное наказание "в отместку". "В обществах, где дух общественного сотрудничества впитывается с молоком матери и люди доверяют своим правоохранительным институтам, месть обычно не приветствуется, – поясняет ученый. – Но в обществах, где современная этика сотрудничества с незнакомыми людьми, которые никак с тобой не связаны, известна меньше, а верховенство закона слабо, месть практикуется чаще". Экономисты стремятся постигнуть процесс принятия решений, стоящий за сотрудничеством, поскольку совместный труд ради общего блага играет ключевую роль для прогресса в любом социуме – и не в последнюю очередь для эффективного решения таких крупных проблем, как сдача мусора для переработки и климатические изменения. Вопрос о том, как заставить людей нести коллективную ответственность за общие проблемы типа климатических изменений, нагляднее всего проиллюстрировал профессор Гарретт Хардин из Калифорнийского университета (Санта-Барбара) в своей основополагающей работе 1968 года "Трагедия общинного пастбища". Он приводит пример общественного пастбища. Каждый пастух приводит на общинный луг еще одну корову, потом еще одну, и еще одну, так как доходы с каждой дополнительной коровы достаются исключительно пастуху; но издержки от того, что дополнительные коровы съедают траву под корень, падают на всех, и в конце концов луг превратится в пустошь. "Рационально мыслящий пастух приходит к выводу, что единственный разумный выход для него – это добавить к стаду еще одну корову. Потом еще одну, и еще одну... Но такой вывод делают поголовно все рационально мыслящие пастухи, пользующиеся общинным лугом. В этом и состоит трагедия". Доктор Херрманн отмечает: "В повседневной жизни часто встречаются ситуации, когда сотрудничество – лучший вариант, но есть стимулы отлынивать, воспользоваться чужим трудом. Это обращение с мусором, дежурство в своем районе в качестве неофициальных сторожей, голосование, забота об окружающей среде в месте, где ты живешь, борьба с климатическими изменениями и т.д. Нам необходимо понять, почему люди ведут себя таким образом, так как в присутствии антисоциального наказания сотрудничество очень сильно подавляется". В комментарии к статье, также опубликованном журналом Science, профессор Херберт Джинтис из Института Санта-Фе (штат Нью-Мексико), подтверждает: "Антисоциальные наказания были редкими в большинстве демократических социумов, но весьма распространенными во всех остальных. Если воспользоваться рейтингом уровня стран в области политических прав, гражданских свобод, свободы прессы и коррупции, составленным организацией World Democracy Audit, то страны из числа изученных, занимающие первые шесть строчек в рейтинге, одновременно попали в семерку тех, где антисоциальные наказания наименее развиты. Это были США, Великобритания, Германия, Дания, Австралия и Швейцария". Джинтис добавляет: "Их результаты указывают, что успех демократических рыночных социумов, возможно, решающим образом зависит не только от материальной заинтересованности, но и от нравственных качеств, так что характеристика гражданского общества как сферы "голого своекорыстия" кардинально неверна". http://inopressa.ru/telegraph/2008/03/07/15:23:23/fairplay
bne: ИЗ ПИСЬМА И. П. ПАВЛОВА В СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР 21 ДЕКАБРЯ 1934 г. ...Я решительно не могу расстаться с родиной и пре-рвать здешнюю работу, которую считаю очень важной, способной не только хорошо послужить репутации рус-ской науки, но и толкнуть вперед человеческую мысль вообще, — Но мне тяжело, по временам очень тяжело жить здесь — и это есть причина моего письма в Совет. Вы напрасно верите в мировую революцию... Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было. Ведь только политическим младенцам Временного прави-тельства было мало даже двух Ваших репетиций перед Вашим Октябрьским торжеством. Все остальные пра-вительства вовсе не желают видеть у себя то, что было и есть у нас, и, конечно, вовремя догадываются при-менить для предупреждения этого то, чем пользовались и пользуетесь Вы — террор и насилие... Да, под Вашим косвенным влиянием фашизм постепенно охватит весь культурный мир, исключая могучий англо-саксонский отдел (Англию, наверное, американские Соединенные Штаты, вероятно), который воплотит-таки в жизнь ядро социализма: лозунг — труд как первую обязанность и главное достоинство человека и как основу человеческих отношений, обеспечивающую соответствующее существо-вание каждого — и достигнет этого с сохранением всех дорогих, стоивших больших жертв и большого времени, приобретений культурного человечества. Но мне тяжело не от того, что мировой фашизм попридержит на известный срок темп естественного че-ловеческого прогресса, а от того, что делается у нас и что, по моему мнению, грозит серьезной опасностью моей родине. Во-первых, то, что Вы делаете, есть, конечно, только эксперимент и пусть даже грандиозный по отваге, ...но не осуществление бесспорной насквозь жизненной прав-ды — и, как всякий эксперимент, с неизвестным пока окончательным результатом. Во-вторых, эксперимент страшно дорогой (и в этом суть дела), с уничтожением всего культурного покоя и всей культурной красоты жизни. Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Если бы нашу обывательскую действительность воспроизвести целиком без пропусков, со всеми ежедневными подробностями,— это была бы ужасающая картина, потрясающее впечатление от кото-рой на настоящих людей едва ли бы значительно смягчилось, если рядом с ней поставить и другую нашу картину с чудесно как бы вновь вырастающими горо-дами, днепростроями, гигантами-заводами и бесчислен-ными учеными и учебными заведениями. Когда первая картина заполняет мое внимание, я всего более вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских де-спотий. А у нас это называется республикой. Пусть, мо-жет быть, это временно. Но надо помнить, что человеку, происшедшему из зверей, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приво-дят это в исполнение, как и тем, насильственно приуча-емым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства. Когда я встречаюсь с новыми случаями из отрица-тельной полосы нашей жизни (а их легион), я терзаюсь ядовитым укором, что остался и остаюсь среди нее. Не один же я так думаю и чувствую? Пощадите же родину и нас. И.П.Павлов http://www.ihst.ru/projects/sohist/document/letters/pavlov.htm
bne: Социология возродилась на юбилейном банкете На юбилейной сессии РАН состоялось празднование 50-я возрождения социологии в России26 марта 2006 г. в Президиуме РАН состоялась юбилейная сессия Академии наук, посвященная 50-летию со дня создания Советской социологической ассоциации, а также 40-летию Института социологии РАН. Социологи хотели, чтобы этот год был объявлен годом социологии, но почетное место было уже занято под год семьи. Cессии и общие собрания Академии наук ничем не отличаются от съездов КПСС, а ныне съездов "Единой России", в том смысле, что здесь очень важны разные статусные маркеры – кто был приглашен занять почетные места в президиуме, кто и в каком порядке выступал. Судя по табличкам на столе чести занять президиум на юбилейной сессии удостоились (слева – направо): декан социологического факультета СПбГУ Н.Г. Скворцов; публицист, политолог, председатель научного совета по проблемам политологии РАН Ф.М. Бурлацкий; член-корр РАН, баллотирующийся в академики РАН, директор Института экономики РАН Р.С. Гринберг; президент-ректор РАГС В.К. Егоров, академик РАН, бывший директор, а ныне научный руководитель Института философии РАН, президент Философского общества В.С. Степин, академик, директор Института социально-политических исследований РАН Г.В. Осипов; академик, вице-президент РАН А.Д. Некипелов; член-корр РАН, директор Института социологии РАН М.К. Горшков; зам. Президента РАН, выходец из ФСБ, ныне баллотирующийся в член-корры РАН по социологии В.Л. Шульц; бывший главный редактор журнала «Шпигель», а ныне руководитель филиала Фонда имени Ф. Эберта в России, Р. Крумм; бывший директор ИС РАН, декан социологического факультета ГУГН В.А. Ядов; первый проректор ГУ-ВШЭ В.В. Радаев. Впрочем, Гринберга и Шульца на юбилейной сессии не было. На заседание был также приглашены президент РАН Ю.С. Осипов и академик РАН, ректор МГУ В.А. Садовничий, но их не было: первый находился в отпуске, а второй в тот день выступал с докладом в Счетной палате. Сессию открыл вице-президент РАН Александр Некипелов, без вдохновения зачитавший свою речь по бумажке. По сути, она была короткой версией последующего длинного доклада академика Осипова. Некипелов провел аналогию между судьбами социологии и генетики. Совершив краткий экскурс в историю социологической науки, он напомнил коллегам, что много лет в СССР было небезопасно произносить слово «социология» без прибавления эпитетов «реакционная» или «буржуазная», зато теперь академическая социология занимает заслуженно почетное место среди других дисциплин, а её представители активно участвуют в решении политических и социально-экономических проблем России. Затем с докладом «Возрождение социологии в России: как это было?» выступил сидевший на самом почетном месте в Президиуме Геннадий Осипов (род. 1929). Его длинная лекция об истории социологии сопровождалась презентацией в Power Point’е, в ходе которой академик остановился на ключевых для социологии датах. В самом начале на двух больших экранах появилась фотография Василия Берви-Флеровского, автора книги «Положение рабочего класса в России: наблюдение и исследования» (1869), одной из первых социологических работ в стране. Чуть далее появился слайд, повествующий о том, что в 1908 году произошла институциализация социологии – в Психоневрологическом институте в Санкт-Петербурге, первом вольном научном и учебном заведении в России (1907), была учреждена первая в России кафедра социологии под руководством двух исследователей с мировыми именами: Максима Ковалевского и Евгения де Роберти. Бурному развитию социологии в России помешала Октябрьская революция. И если в начале правления большевиков социологи пытались нормально работать, создавались институты и кафедры по социологии, то уже к началу 20-х годов ситуация стала очень тяжелой. В 1922 году из страны на нескольких пароходах был выслан 161 деятель науки и культуры, среди которых был и Питирим Сорокин, выдающийся русско-американский социолог. В том же году Николай Бухарин выпустил книгу «Теория исторического материализма: популярный учебник марксистской социологии», где единственно правильной социологией объявлялась теория исторического материализма (после того, как автор учебника попал под сталинский маховик репрессий, книга была изъята из библиотек и запрещена для использования, но об этом Г. Осипов не сказал). В 1929 году состоялась дискуссия в Институте философии Коммунистической академии, где было заявлено, что «социология – лженаука, созданная французским реакционером Огюстом Контом». С 1929 по 1955 годы не только сама наука, но и само слово «социология» оказались под запретом, и только очередная смена политического режима позволила начать прото-возрождение отечественной социологии. В 1956 году решением Политбюро КПСС советским социологам впервые разрешили участвовать в III Всемирном социологическом конгрессе (Голландия). В 1957 году в Москве состоялось международное совещание социологов по вопросу о мирном сосуществовании, на которое в страну впервые разрешили приехать видным западным ученым Ф. Арону, Ж. Фридману, А. Холландеру, Э. Хьюзу, Х. Шельски, Т. Боттомору и др. В 1958 году решением Президиума АН ССР была создана Советская социологическая ассоциация (ССА), руководителем которой стал Ю. Францев, а его замом – Г. Осипов (получивший в 1952 г. диплом юриста-международника МГИМО, затем закончивший аспирантуру Института философии и защитивший там, в 1955 г., кандидатскую диссертацию «Технократические направления в современной буржуазной социологии»). С 1959 по 1972 годы Осипов являлся председателем ССА. Необыкновенная карьера академика не может не поражать, в 29 лет стать заместителем, а в 30 лет – председателем целой научной ассоциации, а затем в 39 лет заместителем директора нового научного института. Возрождающаяся наука требовала новых лидеров, и Осипов оказался нужным человеком в нужном месте. В своих воспоминаниях он рассказывает забавный эпизод о том, как, познакомившись в 1962 г. с П. Сорокиным, он в 1966 г. решил на свой страх и риск организовать его приезд в Россию. Казалось, что все препятствия преодолены – все нижестоящие инстанции дали добро. Однако в деле П. Сорокина затребованном к себе последней инстанцией, генсеком ЦК КПСС Л.И. Брежневым, тот обнаружил резолюцию В.И. Ленина о том, что П.А. Сорокин в случае появления на территории СССР подлежит немедленному расстрелу. «Вы что, – сказал Л. Брежнев, – хотите столкнуть меня с В.И. Лениным?! Его распоряжение я отменить не могу. И если кто-то, информированный об этом решении, вознамерится его исполнить, я этому не воспрепятствую». Осипов вспоминает, что во время их первой встречи Сорокин признал факт своего участия в организации покушения на Ленина, мол, это была ошибка юности. Впрочем, и об этой истории Г. Осипов на сессии не вспоминал. Зато он рассказал о том, что 14 июня 1968 года на базе отдела конкретных социологических исследований Института философии АН СССР РАН был создан Институт конкретных социальных исследований (ИКСИ), в 1972 году переименованный в ИСИ, а в 1988 г. ставший Институтом социологии РАН. Первым руководителем Института стал А.М. Румянцев (1905-1993), а его замами – Г.В. Осипов и Ф.М. Бурлацкий. Далее академик остановился на рассказе о первых социологических исследованиях в СССР, их авторах, на том, что работа социологов проходила под мощным идеологическим прессом. Он напомнил коллегам о «Деле Ю. Левады», «Деле Г.В. Осипова», «Деле подписантов», «Деле А.М. Румянцева», «Деле Шахматного клуба», которые заканчивались увольнением социологов с работы, чисткой академических институтов и пр. В заключение своего доклада академик отметил, что если раньше социологию в СССР преподавали только два вуза (МГУ и Ленинградский госуниверситет), то теперь её преподают в 120 вузах России. За время, прошедшее после появления первых факультетов социологии, было подготовлено 30 тыс. специалистов. Студентов обучают более 4000 преподавателей (в докладе В. Добренькова была озвучена несколько другая цифра – 4500). В России действуют 94 докторских и 36 кандидатских диссертационных советов по социологии. Ежегодно ВАК присуждает более 50 докторских и более 300 кандидатских степеней. Судя по откликам коллег, доклад Г. Осипова многим понравился. Так, В.А. Ядов оценил его как очень взвешенный. Однако некоторые социологи с иронией отмечали, что Осипову удалось обратить весь символический капитал своих коллег себе на пользу, в попытке показать, что он, мол, тоже был почти диссидентом, его так же как Леваду преследовали и подвергали репрессиям. В выступлении удачно маскировалась разница между администратором в науке и ученым-творцом нового знания. Последующий обмен мнений с исследователями, входившими в первые когорты советских социологов, показал, что сейчас трудно измерять и сравнивать, сколько сил и здоровья потратил тот или иной исследователь на противостояние с советской партийной системой, но все отмечают, что репрессии против Ю.А. Левады даже невозможно сравнивать с проблемами, которые были у Г.В. Осипова или у других адептов партийной социологии. Левада был отлучен от «социологической церкви» на несколько лет, он был лишен звания профессора МГУ, ему было запрещено заниматься лекционной деятельностью, его несколько лет не печатали, и это было сознательной пыткой, своего рода гражданской казнью. Наши эксперты отмечают, что ученый мог более-менее спокойно перенести партийное взыскание (а Левада был освобожден от обязанностей секретаря партийной организации ИКСИ АН СССР, выведен из состава партийного бюро, а Бюро Черемушкинского РК КПСС объявило ему строгий выговор с занесением в учетную карточку) или что-то еще, но ему было трудно мириться с намеренным вычеркиванием из научной жизни, когда официальные научные и образовательные организации делали вид, что Левады не существует. Другое дело, что Ю.А. Левада нашел в себе силы к сопротивлению, нашел себя в работе семинара, в сохранении той среды, которая была ему близка, и в этой среде просуществовал вплоть до перестроечных времен. Фактически же Левада находился в положении ссыльного. Другие коллеги теряли работу, их книги не издавали или даже рассыпали уже готовую к печати рукопись (как у Валерия Голофаста). А Г.В. Осипову ни того, что было с Левадой, ни того, что было, например, с Голофастом, не было. Покритиковали, ну и что особенного? (Более подробно о деле Ю.А. Левады, о том каким «буфером» между партийными органами и ИКСИ являлся в этом деле Г.В. Осипов, можно прочитать в публикации «Протоколы Левады» 1969-1971 гг., опубликованных на сайте «Международной биографической инициативы»). .......... Директор Института социологии РАН также отметил, что «социология, случалось, выступала служанкой власти, но никогда власть не выступала служанкой социологии. …Отношения между социологией и властью должны строиться на принципах партнерства и толерантности: социология помогает власти осуществлять её властные функции. …Власть, в свою очередь, через механизмы государственной поддержки обеспечивает свободу научного творчества, используя результаты социологической деятельности для более адекватного отражения результатов своей политики, для более приемлемого выбора стратегии развития страны». На возможное замечание к тезисам доклада – что же делать, если часть социологов не захочет помогать власти осуществлять некоторые её властные функции, когда власть будет действовать недемократическим и авторитарным путем, у Горшкова, скорей всего, ответа бы не нашлось. Впрочем, вопросов на этой сессии не задавали – не тот формат. Затем выступления проходили в соответствии с неким табелем о социологических рангах. Перед участниками юбилейного заседания выступили уже упомянутые выше научный руководитель Института философии Вячеслав Степин, президент-ректор РАГС Виктор Егоров, а также не попавший в президиум (наверное, на случай если приедет В.А. Садовничий) декан социологического факультета МГУ Владимир Добреньков. В начале выступления последнего из зала демонстративно вышел только один человек – Владимир Магун. Потом, из разговоров с коллегами, выяснилось, что В. Ядов также устроил небольшой демарш. Он покинул на время свое место в президиуме и удалился в нишу неподалеку покурить. Ради справедливости скажем, что в этом эпизоде с курением не было ничего не обычного и со стороны было невозможно догадаться, что это - такая скрытая форма протеста. Между тем, аудитория спокойно выслушала призывы к консолидации, преодолению разобщенности, поиску точек соприкосновения от человека, отличившегося не только умением «возрождать социологию в МГУ», проводя на своем факультете чистки неугодных, но и использовать чужие тексты в своих публикациях без указания источника цитирования, и даже проводила его громкими аплодисментами. Хлопали, конечно, не все, к тому же в зале, как сообщил сам декан Соцфака МГУ, находилось много региональных представителей РоСА – подконтрольной Добренькову организации, приехавших на проходившее накануне юбилейное заседание РоСА и УМС. В заключение своего выступления баллотирующийся в член-корры РАН В. Добреньков вручил Горшкову и Осипову подарки от РоСА – штурвалы морского фрегата, в знак того, что РАН играет в науке лидирующую и консолидирующую роль, и пожелал им «семь футов под килем». «А где же корабль?» – иронично заметила моя соседка. «А корабль – виртуальный», – промолвила другая. Как и полагается на юбилее, были зачитаны различные телеграммы и поздравления. В частности, прозвучали здравицы от председателя Совета Федерации Сергея Миронова и ректора РГСУ, академика РАН, Василия Жукова. В середине заседания А. Некипелов тихонько удалился, наверное, не выдержав в чем-то повторявших одна другую речей о судьбах социологии. Далее состоялось короткое выступление руководителя филиала Фонда им. Ф. Эберта в России, д-ра Рейнхарда Крумма. Он отметил, что социология является мостом между обществом и политиками. Обращаясь к социологам от лица представителей исторической дисциплины, он сказал: «Мы, историки смотрим назад, а вы, социологи, вперед. Кто-то учится у истории, а вы делаете историю. Мы используем документы, а вы создаете документы», напомнив об опасности политической, идеологической ангажированности социологии и упомянув о грядущем двадцатилетии Фонда в России. Затем прозвучали приветствия президента Российского общества социологов Валерия Мансурова (после распада СССР в стране возникло несколько социологических сообществ, но в Международной и Европейской социологических ассоциациях РОС является правопреемником ССА. Однако на юбилейной сессии демонстративно озвучивались симпатии докладчиков то к одной, то к другой «консолидирующей» ассоциации); директора Социологического института РАН в Санкт-Петербурге, член-корра РАН, баллотирующейся в академики РАН, Ирины Елисеевой; декана социологического факультета ГУ-ВШЭ Александра Чепуренко; декана социологического факультета СПбГУ Николая Скворцова и декана социологического факультета Гуманитарного университета в Екатеринбурге Гарольда Зборовского. Аналитик-консультант при высших партийных руководителях, стоявший у истоков создания ИКСИ РАН, а ныне публицист, политолог, председатель научного совета по проблемам политологии РАН Ф.М. Бурлацкий призвал социологов к более тесным контактам c политологами, отметив, что только в ходе совместного сотрудничества можно решать проблемы власти и политической системы. Н. Скворцов говорил об истории и настоящем Социологического общества им. М.М. Ковалевского. И. Елисеева поблагодарила коллег из Института социологии за то, что они в свое время отпустили филиал Института в Санкт-Петербурге на волю и он стал отдельным Социологическим институтом РАН, и передала теплые пожелания от социологов Б.М. Фирсова (интервью с ним см. ниже), Я.И. Гилинского, С.И. Голода, А.Н. Алексеева и др., которые вносят в социологическую науку столь нужное ей разномыслие. А. Чепуренко напомнил коллегам о неупомянутых почему-то в докладе Г. Осипова Таганрогском проекте (рук. В.А. Грушин), заводском исследовании 1970-х гг., исследовании повседневной жизни строителей БАМа – проектах, результаты которых сильно расходились с официальными заявлениями и декларациями. Кратко остановившись на деятельности Сообщества профессиональных социологов (баллотирующегося в член-корры РАН, президента СоПСо Н. Покровского не было на сессии, он прислал в её адрес поздравление), Чепуренко отметил, что «юбилей – это лучший повод говорить о недостатках» и выразил надежду на продолжение (критического?) разговора. Г. Зборовский сказав «спасибо» за то, что, наконец, дали слово представителям из регионов, рассказал об особенностях, отличающих, на его взгляд, уральскую социологическую школу, удачно сочетающей преимущества сразу трех ветвей – академической, вузовской и производственной (заводской) социологии. В.А.Ядову слово почему-то не предложили. А сам он его и не просил. Под занавес юбилейной сессии «Социология в XXI веке» Михаил Горшков объявил о том, что дирекциями двух институтов ИСПИ и ИС РАН была учреждена серебряная медаль им. П. Сорокина «За большой вклад в социологическую науку». Первыми лауреатами этой медали стали: Г.В. Осипов, В.А. Ядов, А.Г. Здравомыслов, А.Г. Харчев, Б.А. Грушин, Ю.А. Левада, В.Н. Шубкин, И.С. Кон, Н.И. Лапин, Г.М. Андреева, О.И. Шкаратан, Т.И. Заславская, Ж.Т. Тощенко, В.Н. Иванов, Л.М. Дробижева, Ф.М. Бурлацкий, А.В Дмитриев, А.О. Бороноев (Харчев, Грушин и Левада – посмертно). Ее вручение в торжественной обстановке состоится 21 октября 2008 года в первый день работы Третьего Всероссийского социологического конгресса (Москва, 21-24 октября 2008 г.). По мнению, неприсутствовавшего на этом заседании, питерского социолога Андрея Алексеева, «присуждение медалей (премий) посмертно – это что-то новое в практике юбилейных торжеств. Коль скоро регламент этой медали отличается от Нобелевского, то организаторы этой медали не заметили еще нескольких выдающихся покойных». Он отметил, что если уж поминать всех достойных ушедших в мир иной, то полный список медалистов мог быть таким: «Геннадий Батыгин, Фридрих Бородкин, Вера Водзинская, Владимир Герчиков, Николай Гиренко, Игорь Голосенко, Валерий Голофаст, Леонид Гордон, Борис Грушин, Юрий Давыдов, Герман Дилигенский, Тамара Дридзе, Вячеслав Дудченко, Юрий Замошкин, Анатолий Зворыкин, Яков Капелюш, Лен Карпинский, Вера Каюрова, Лев Коган, Наталия Козлова, Александр Крыштановский, Павел Лебедев, Иосиф Лейман, Людмила Лесохина, Владимир Лисовский, Владимир Лосенков, Юрий Левада, Марат Межевич, Нина Наумова, Виктор Нейгольдберг, Вадим Ольшанский, Борис Орнатский, Наталия Панина, Валентин Подмарков, Вадим Сазонов, Никита Серов, Эльмар Соколов, Лев Спиридонов, Галина Старовойтова, Георгий Токаровский , Захар Файнбург, Эдуард Фомин, Анатолий Харчев, Генриада Хмара, Анатолий Шаев, Римма Шпакова…» По сведениям одного из экспертов «Полит.ру», таких Сорокинских медалей изготовлено не 18 штук, а сотня. В этой связи А. Алексеев выразил опасение, что «теперь пойдет процесс выдвижения "дополнительных" кандидатов в Лауреаты от профессионально-общественных организаций. А дирекции двух институтов "согласуют" и удовлетворят подходящие пожелания социологических масс. Так что не удивлюсь, если в конечном списке окажутся и те, кого нечаянно забыли, и кого забыли – пока! – намеренно, чтобы не раздражать общественность. А первоначальный список – от Андреевой до Ядова (см. выше) – использован в качестве приманки». ..... О социологии в преддверии Всероссийского социологического конгресса. Известный российский социолог и общественный деятель, доктор философских наук, один из основателей и ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге с 1995 по 2003 гг., а ныне – главный научный сотрудник и Почетный ректор ЕУСПб, Борис Максимович Фирсов ответил на вопросы Полит.ру: Каким, на ваш взгляд, было социологическое сообщество во времена СССР? Сошлюсь на раннего Леваду. Когда он пришел в Институт конкретных социальных исследований АН СССР в 1968 г., то увидел следующую картину. ИКСИ того времени было учреждением странным – если в казенных академических институтах служили, исполняли планы, то здесь что-то искали. Правда, мотивы деятельности ученых в ИКСИ были разными. Кого-то более всего занимали чины, хотелось пробиться в члены-корреспонденты АН СССР, а технология движения в академики была трудоемкой, при отсутствии серьезных научных заслуг требовалось «выслуживаться». Кто-то видел в институте инкубатор для выращивания прогрессивных (партийно-либеральных, умеренных) концепций. Третьи, не веря в политический прогресс, рассчитывали только на то, чтобы развить в себе и в окружающих интерес к фундаментальному социальному знанию (одна их половина считала, что все можно сделать на отечественном материале, другая – считала важным заниматься и зарубежными премудростями). Одним словом, было из чего выбирать. Как бы вы описали российское социологическое сообщество наших дней? Как изменились взаимоотношения социологии и власти? Во-первых, качественно возросла третья группа исследователей – появилась когорта абсолютно независимых социологов. Я не буду ставить оценку качеству этой независимости, но, тем не менее, количество социологов, которые находятся вне поля власти, принципиально возросло как в негосударственных, так и государственных организациях, в той же самой Академии наук и в вузах. С другой стороны, выросло число тех, кто за деньги готов делать всё, для кого наука стала не целью, а средством. Если раньше она была средством с точки зрения карьеры, то теперь она стала основным средством заработка. Люди меньше заботятся о чисто карьерном успехе, если их занятия приносят им определенные доходы. В этом смысле произошла реструктуризация сообщества. А, в-третьих, снизилась доля сервильных социологов. Часть из них выпала в число независимых ученых, а часть ушла в коммерческие проекты. Стоит также отметить, что социологическая наука негосударственная, наука вузовская и наука академическая сильно между собой отличаются, но это уже другое деление и для совместного анализа двух разных классификаций нужно составлять матрицу. Я, естественно, отдаю предпочтение в основном негосударственной социологии, она более свободна, а академическая социология, с одной стороны, более умиротворенная из-за того, что существует государственное обеспечение и можно меньше волноваться за ресурсы. Когда одним приходится многое делать для самоутверждения, для поиска тем, спонсоров исследований, а другим можно делать несколько меньше, то это сказывается на темпераменте, но не настолько, чтобы те и другие противостояли друг другу. Особым отрядом социологов, стремящимся установить и поддерживать тесные отношения с властью, является Союз социологов России, который вознамерились создать академики Осипов и Жуков. Скорей всего, здесь мы имеем дело с попыткой учредить объединение государственных социологов, но эта роль уже мало кого сейчас интересует. По-моему, два наших академических иерарха что-то то не учли. Создали Союз, ну, а дальше что? Напомню, что произошло с Союзом писателей, плохой или неплохой был этот союз, но он представлял общественную силу, а теперь письменники распались на разные части, в итоге национальная литература пострадала. Все-таки, профессиональное сообщество должно объединяться, а не разъединяться. В попытках деления на разные части я вижу элементы мутации социологического сообщества. Было бы лучше, «как встарь», работать в рамках Российского общества социологов, которым сейчас руководит В. Мансуров, вести дискуссии, как относиться к власти, укреплять единую профессиональную этику и не делить «тело социологии» на две части. Ради чего решили пойти на раскол? Вопрос остался без внятного ответа. К своему Конгрессу социология приходит расколотой. Мне кажется это противоестественным. У меня перед глазами важный документ – Постановление Президиума РАН о проведении юбилейных научных мероприятий, посвященных 50-летию создания первой социологической ассоциации. К документу приложен состав организационного комитета, куда вошла добрая сотня ученых из центра и регионов с самой широкой ведомственной географией научных институтов, вузов, исследовательских и общественных организаций и сообществ, где осуществляется производство современной социологической мысли. С трудом могу себе представить этих ученых, раскассированных между Российским обществом социологов и Союзом социологов России. Научное строительство тем и отличается от партийного, что оно опирается на единство высших научных целей и устремлений, опирающихся на идеологическую и ценностную непредвзятость. Создавать наряду с общероссийской, общенациональной социологией (Россия объединяет граждан разных, но равных в правовом отношении национальностей), еще русскую социологию, значило бы отдать науку во власть идеологии. Дело ученого – познание. А оно выше чьих бы то ни было интересов. Доказано, что высший критерий научной истины – во множественности объяснений. Уйдя от власти монизма историко-материалистических взглядов на все сущее в жизни общества, было бы ошибкой смотреть на мир сквозь призму российской исключительности. Как бы вы оценили роль академика Г.В. Осипова в возрождении или если, как отмечает Б.З. Докторов, говорить более точно во втором рождении российской социологии? То, что он сыграл важную роль в создании социологии в 1950-60-е гг. это абсолютно верно. В советской социологии было несколько мотивов личного участия, личной вовлеченности в социологическую деятельность. Если классифицировать социологов по их отношению к власти, то были абсентисты, которым было «по барабану». Были люди, которые всегда относились к власти с недоверием, хотя прошли через период любви и обожания Сталина, были шестидесятники, а была и есть публика, которая играла на поле власти и сотрудничала с ней. Например, таким человеком был Федор Бурлацкий, бывший сотрудник партийного аппарата, он хорошо знал коридоры власти, как нужно действовать, где и какие люди сидят и, кстати, чрезвычайно много делал для социологии, проталкивая какие-то вопросы, сочиняя записки, пытаясь образумить власть имущих и так далее. И на этом же поле прямого, открытого, я бы сказал, легального, ничем не скомпрометированного отношения к власти играл Осипов. Перевод социологии из небытия в бытие –задача не из легких. Как известно, первым шагом на этом пути, было создание в 1958 г. Советской социологической ассоциации (ССА). У ее организаторов были смешанные намерения. Одно их них, состояло в том, чтобы придать академикам, несоциологам, которые ездили на всемирные социологические конгрессы того времени и в международном социологическом сообществе оказывались как бы никем, легальный статус. Звучали справедливые упреки, N – действительный член АН СССР, но какое он имеет отношение к социологии? А поездка на конгресс тогда была валютой, это было интересно, это было поощрением, выпускали немногих, был личный интерес съездить заграницу, побывать за кордоном. Поэтому первоначально ССА замышлялась как некое виртуальное учреждение, имевшее вполне пристойную вывеску для контактов влиятельных академических чинов с внешним миром. Но здесь произошел серьезный сбой планов, потому что тяга обществоведов к социологии была настолько велика, что мгновенно в Ассоциацию начали вступать десятки, сотни и даже тысячи, как сказал бы Владимир Маяковский, «революцией мобилизованных и призванных». Возникло движение за создание социологии. Роль Г.В. Осипова в том, чтобы придумать и реализовать идею ССА, не вызовет сомнений. Это был первый шаг на пути возрождения социологии. Итак, у социологов появились первые признаки юридического статуса. Еще нет науки, но есть организация, которая объединяет людей, занимающихся ею на полупрофессиональных добровольных основах, они не имеют легального названия, но в своей душе они – социологи. Другое дело, что среди них были люди как консервативного, не консервативного, либерального толка. Для того, чтобы наука существовала, она должна не только сформировать свою теорию, методологию и методы, она должна быть институционализирована. Если у этой науки нет соответствующих учреждений и структур, институтов и лабораторий для производства знания, то ничего не получится. Осипову, который тогда был сотрудником Института философии, стоило больших усилий создать в ИФ Отдел изучения новых форм труда и быта, по существу, первое в послевоенной истории нашей страны социологическое учреждение. Пусть там было написано, что они должны заниматься конкретными социологическими исследованиями, а не социологией как таковой, пусть еще не было ученой степени по социологии, а только по философии, но это был громадный шаг. .... Полезные ссылки: Осипов Г.В. Три встречи с Питиримом Сорокиным // Социологические исследования» 2004. Из книги "Встречи с Питиримом Сорокиным" (Под ред. И.Б. Орловой. М., 2003). 28 мая 2008, 18:44 Наталия Демина http://www.polit.ru/science/2008/05/28/soc50.html
bne: GONGO - звучная аббревиатура названия ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ НЕПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ На самом деле подобные формы мимикрии распространены шире НЕНАУЧНЫЕ СООБЩЕСТВА МИМИКРИРУЮЩИЕ ПОД НАУЧНЫЕ СООБЩЕСТВА - думаю< что этого выше крыши по всему миру Фокус только в том, что грани научности довольно размыты Если оборзевших параноиков еще можно отловить, то некоторые из них в одной области деятельности вполне компетентны< зато в другие вламываются с грацией носорогоа и ужимками павиана (фамилии не называю)
Vot: ГОГНО - government operated nongovernment organisations На самом деле ИМХО тут есть структурные различия. ГОГНО - Freak, подделка, т.е. структура, деятельность которой противоречит ее названию. Научные подделки в форме структур встречаются ИМХО не так уж часто. Квазинаучные структуры - организации откровенно политизированные, их не так много. У Вас же речь идет, скорее о профанации под личиной науки со стороны "научных авторитетов". Т.е. аналогия вряд ли удачна.
bne: Sciencefiction (sciencefantasy) operation science organization - SOSO (привет Джугашвили) ;-) На самом деле - сложнее, но можно и примерно так попробовать Spam imitation scientific research (discovery) Но не звучно выходит ;-(
Vot: Речь шла о принципиальной разнице между структурными подделками и халтурой индивидов.
bne: Скорее имею некоторый опыт (по МОИП в частности) Еще Окуджава любил писать "Дураки обожают собираться в стаи" Параноики также любят А топик имеет указанное выше название Можно припомнить и проблему 2000 года и нанотехнологии
Vot: как насчет примеров квазинаучных структур? Нанотехнологии и тот 2000 год - это риторика публицистов и политиков. А где структуры?
bne: Скажем в геологии есть такое сообщество ЗЕМЛЯ- КРИСТАЛЛ Пошло оно от статьи в ТЕХНИКЕ-МОЛОДЕЖИ примерно в 70-е годы До сих пор выпускает свои журналы Есть сообщество торсионщиков Есть фоменкология Нет сомненений что около любой внешнепростой и легкой для использования идеи (особенно если она имеет оргоснову - от журнала до конференций и съездов) начинает консолидироваться публика Центры такой консолидации есть и в петрофизике и в количественной интерпретации каротажа
Vot: это что-то типа общества поклонников ВВП. А вот квазиобщественная структура, созданная в его поддержку - это нечто принцпиально иное.
bne: В случае если люди регулярно собираются и делают нечсто им полезное по определенным правилам и представляют результаты этой деятельности мы сталкиваемся с деятельностью -выгодную членам группы -возобновляемым периодически -не меняющую принципиально структуру этой деятельности Это IMHO вполне институт (хоть и полуобщественный)
Vot: Отличия присутствуют. Политическая структура 1) имеет структуру, а псевдонаучный "незримый колледж" такой четкой структуры не имеет. Кто ближе к кормушке, тот и рулит. Но даже это подобие структуры отрицается публично. 2) политическая структура активно превозглашает свое существование и пиарит свою деятельность, а псевдонаучный "незримый колледж" часто отрицает свое существование как замкнутой структуры и, максимум, ведет речь о "течении" или "направлении" в науке. Т.е. GOGNO вводит в заблуждение относительно своих хозяев, а псевдонаучный "незримый колледж" вводит в заблуждение относительно своего существования вообще.
bne: Разносить понятия полезно Но участники пресловутых GONGO имеют полное право считать (а кое-кто и считает), что они искренне защищают общественные интересы Скажем был высмеянный Галичем ("как мать Вам говорю и как женщина") Дом дружбы с народами других стран (бывший дом Рябушинского у метро Арбатская в Москве) Аналогичным образом сторонники той или ной экстремальной околонаучной позиции защищающие ее методами далекими от науки (отстранением от публикаций, защит, игнорированием работ и т.п.) выполняют вполне ангажированную стратегию ориентированную на улучшение статуса их направления, а при случае и сугубо шкурно-карьерных достижений Даже у ВАК существовало и суествует такое понятие БОРЬБА НАУЧНЫХ ШКОЛ
bne: Мемуары профессора Давыдова (геофизика-прибориста) Интересно (на мой вкус) написано http://prodav.narod.ru/memoirs.htm
bne: Archaeology Under Dictatorship Michael L. Galaty, Charles Watkinson “Archaeology Under Dictatorship" Springer | 2006-05-02 | ISBN: 0306485095 | 218 pages Archaeological knowledge is not created in a vacuum and our understanding of the past is profoundly affected by political ideologies. In fact, a relationship between politics and archaeology develops to some degree in every nation, regardless of social and economic circumstances. The connections between politics and archaeology become most visible, however, within a totalitarian dictatorship, when a dictator seeks to create and legitimize new state-supported ideologies. Any dictator may attempt to control and exploit the past, often by directly controlling archaeologists. The degree to which a nation's archaeological system may continue to be affected after the fall of the dictator depends upon both the previous regime's ideological position and its level of dependence upon archaeology, and the response of archaeologists to the regime, collectively and individually. Archaeology Under Dictatorship demonstrates that the study of archaeology as it evolved under modern dictatorships is today, more than ever, of critical importance. For example, in many European countries those who practiced archaeology under dictatorship are retiring or dying. In some places, their intellectual legacy is being pursued uncritically by a younger generation of archaeologists. Now is the time, therefore, to understand how archaeologists have supported, and sometimes subverted, dictatorial political ideologies. In studying archaeology as practiced under totalitarian dictatorship, that most harsh of political systems, light is shed on the issue of politics and archaeology generally. This volume aims to provide a theoretical basis for understanding the specific effects of totalitarian dictatorship upon the practice of archaeology, both during and after the dictator's reign. The nine essays explore experiences from every corner of the Mediterranean; from the heartlands of Italy, Spain and Greece, to the less well-known shores of Albania and Libya. With its wide-range of case-studies and strong theoretical orientation, this volume is a major advance in the study of the history and politics of archaeology. The Mediterranean focus will also make it thought-provoking reading for classical archaeologists and historians.
bne: Забавно, но сейчас первоначальный смысл слова перекрашен и искажен А базовые этологические соображения (во многом отражающие характер отношений) можно найти в обшинрной цитате по ссылке ================ Некоторые элементы диалога "родитель - детеныш" в ходе эволюции социального поведения заимствуются ритуалом агрессии. Агрессивная стычка - это не столько стремление разорвать противника в клочья, сколько спектакль, цель которого - выяснить отношения с наименьшими потерями. Начинается он взаимным обследованием, словно задаются вопросы, кто таков. Обычно участники сразу выясняют, что они не на равных: кто-то больше, подвижнее, ярче. Немалую сумму "очков" добавляет и роль "хозяина" - ее получает тот, кто раньше занял и пометил данную территорию. Если "обследование" результатов не принесло, начинается поединок. Когда один из соперников получает перевес, у него запускается поведение родителя, а среди сигналов преобладают "приказы". У более слабого появляется больше "вопросов", затем "просьб". Последняя просьба - о пощаде, а приказ - об изгнании. Если же, будучи членами одной социальной группы, они расстаться не могут, победитель получает статус доминанта, а проигравший - подчиненного, что оказывает влияние на все их дальнейшее поведение. Обезьяна, ощутившая себя доминантом, при конфликте держится повелителем: скалит зубы, делает выпады, бьет рукой. А обезьяна-подчиненный действует по-другому: тянет губы, вскидывает брови, подвывает - словно задает вопрос: "Ты че?". Весьма сходно использует "наклонения" собака, когда прислушивается к чужим шагам за дверью, если слегка струхнула, то: "Буф? Р-р-р?" - это кто еще там? А если уверена в себе, то: "Гар-ар-ав!" - убирайтесь! Очевидно, состояние доминирования задает более высокая "концентрация" злости, чем страха, а подчинения - наоборот. Сходные невербальные механизмы действуют и в ритуале агрессии у человека. А смысл изречений не так уж важен. Обычно мы выражаем агрессию вопросами (ты чо это? штё ты сказал?), в которых бесполезно искать логику. Остроумно описал эту ситуацию Григорий Остер, создатель науки "папамамалогия". В ней взрослого человека легко отличить по способности задавать глупые вопросы. Например: как тебе не стыдно? Что же ему ответить? Может быть: мне не стыдно очень? Или: мне не стыдно чуть-чуть? На самом деле, все это эмоции, а не информация. И верный ответ на что ты наделал?! лежит совершенно в иной плоскости: не индикатив: я наделал то и это (о, как вылезут на лоб глаза!), а детский императив: простите меня. Когда агрессии много, с детской мимикой начинают бороться сигналы злости: поднятые брови захмуриваются, а вытянутые губы поджимают кайму, цедя: ты чу-у-у?! Если же встреча имеет шансы закончиться сексом, все наоборот: брови взлетают: рад сердечно, а губы выворачиваются: ой, что это у вас, хё-хё? Кстати, для правильного вытягивания губ даже слова подбираются нужные: what, quod. Итак, вопрошание первоначально предназначалось для запуска агрессивного ритуала, а для получения отвлеченной информации стало использоваться лишь в позднейший (полагаю, чуть ли не цивилизованный) этап эволюции. Поэтому, при всей разумности, мы автоматически расцениваем вопрос незнакомца как "наезд". Воспитанные же люди учатся смягчать агрессию вопроса особыми буферами: извините, могу ли я спросить... Не так сильно провоцируют вопросы детские, ученические - ведь они приближаются к своему до-агрессивному качеству, пискливому выпрашиванию. Но бывает, что ребенок сменяет роль ученика на агрессора, докучая взрослому бесконечными это се? с единственной целью - поднять свой ранг. Впрочем, присмотритесь - взрослый "павиан" не очень-то спешит с объяснениями. Ибо неосознанно чувствует: ответить, значит продемонстрировать подчинение, унизиться. "Вопросы", которые чаще всего адресуют друг другу узконосые приматы, - что это ты нашел? и что у тебя под хвостом? Их задают сильный слабому и самец самке (что обычно одно и то же). Задача подчиненного - вовремя предъявить то, что интересует допрашивающего: ладони либо зад. То есть ответить. Если этого не сделать - значит принять вызов. В человеческой речи символом такой дерзости становится молчание, контрвопрос (оборзел? или хотя бы что-что?), императив (иди-ка ты...) или ложь. Значит, соперник сам претендует на доминирование, выставил рога и принимает бой. Нападающий либо усиливает натиск, восклицая что-нибудь вроде: что ты сказал? уши промой! не лги мне! отвечай! либо отступает, поумерив свой пыл (ну, что за воспитание...). Отвечать на вопросы, объяснять что-то незнакомому человеку и даже просто поворачивать голову в его сторону - значит, проигрывать маленькую битву за территорию. Не удивительно, что некоторые обитатели кабинетов реагируют на посетителей крайне нелюбезно. Ведь ими движет обезьянье желание отразить атаку пришельца - и остаться хозяином, доминантом, победителем. Чем выше ранг, тем скорее ответ на вопрос будет содержать обман. Если обманывает ребенок, взрослый негодует: "Ах ты лгун!", а ребенок обмирает и упрямо лепечет: "Я не ломал, не ломал", - теперь уже если признается, грех его будет стократ ужаснее: и сломал, и обманул. Но раз уж он ступил на путь доминанта, должен проявить и немного агрессии: стиснуть кулачки, покраснеть. Впрочем, параллельно запустятся и умиротворяющие буферы: потупленный взор (я вас не вижу - и не нападу, не нападайте и вы), смущенная улыбка (я скалюсь, но как добрый) со слегка вытянутыми губами (прошу не ругать). Все эти невербальные сигналы подскажут нам: врет, поросенок! Сколько бы ни убеждали в обратном слова. Вообще-то обманные высказывания используются и малыми, и большими постоянно - для повышения ранга (вспомните завиральных "Фантазеров" Н. Носова). Обман придумал не человек - он возник давным-давно, эволюционируя как механизм территориального или сексуального доминирования. Медведь обманывает потенциального соперника, стараясь поцарапать кору на стволе как можно выше: я огромный! Павлин обманывает самок: я потрясающий! - хотя сами атрибуты "потрясения" не несут никакой пользы (а у многих видов даже вредны) для выживания. Теперь становится понятно, почему где-нибудь в транспорте повелительное "подвиньтесь-ка" уязвляет меньше, чем вопросительное "где собираетесь выходить?" ("да вам-то что за дело?"). Вопрос автоматически запускает реакцию агрессии, тогда как императив - такую же реакцию подчинения. Разумеется, у человека мощный сознательный контроль способен свести на нет эти эффекты. Однако мы прибегаем к нему не так уж часто. =========== Кирилл Ефремов Номер 9/02. Наука и жизнь российского предпринимателя Об эволюции существ и представлений: Вначале было ... пальцеслово http://www.znanie-sila.ru/online/issue_1820.html
bne: Лауреаты на грани выживания 12 ФЕВРАЛЯ 2009 г. ВЛАДИМИР НАДЕИН На днях в Кремле награждали молодых ученых, и один из них сказал то, что все и так знают. Он сказал, что наука в России катится под гору, что молодые ученые стремятся уехать заграницу и что так больше продолжаться не должно. Вообще-то, делать из молодых ученых какое-то сообщество с особыми привилегиями — это дурь. С каких лет они начинаются, на каком году кончаются — никому не ведомо. Когда молодые женщины и мужчины, работающие в академиях или институтах, собираются в своем кругу попить пивка или послушать Рахманинова — это их дело. Это — клуб. Пусть называются, как хотят, и в ряды свои принимают, кого пожелают — хоть безусых отроков, а хоть и столетних любителей девушек и пива. Но когда государство кого-то отсекает, потому что ему «уже тридцать пять», а кому-то благоволит, потому что ему «всего лишь двадцать два», когда власть раздает в Кремле деньги налогоплательщиков и лауреатские значки карманным гениям — это сознательный и преднамеренный обман общества. Суть операции «молодой ученый» известна давно и не содержит тайн. Это как бы упрощенный вариант более обширной дымовой завесы под названием «забота государства о науке». Когда наука высосана до полной бесплодности, а те, кто прибрал её к рукам и довел до ручки, хотят выглядеть мудрыми благодетелями, они взывают к великим традициям, раздают скопом лычки и придумывают нелепые привилегии. Делу это, понятно, только вредит. Тут тянет призадуматься: а зачем они врут? Вся советская наука — несчастная наложница Гулага. Что ни гений, то бывший зэк. Что ни любимец партии, то шарлатан. Если мысленно составить команды из ученых, расстрелянных и уцелевших, то первые не взяли бы себе вторых даже в лаборанты. Советская тропа ведет науку на мировые задворки. А другие дороги нами отвергнуты. Из этого, по всей видимости, и исходил молодой лауреат, испортивший атмосферу кремлевского праздника. Но я сейчас о другом. Не о молодом ученом. Сам-то он, скорее всего, человек и совестливый, и неробкого десятка. Вполне достоин, чтобы уважительно снять перед ним шляпу. Сняли? А теперь вновь наденьте, потому что надо поговорить о другом участнике кремлевского скандала. О нашем президенте. После той незабываемой весны, когда ветерана путинской канцелярии назначили лицом России, г-н Медведев многим давал отпор. Американцам, натовцам, грузинам, французам, украинцам, эстонцам. Бюрократам, коррупционерам, экстремистам, консерваторам, конформистам. А всего больше — «отдельным недальновидным зарубежным руководителям», «отдельным нашим партнерам» и даже «отдельным братьям по крови». Дерзость молодого лауреата, злоупотребившего высокой трибуной, взывала к немедленному отлупу. Пусть по-отечески, но строго. Пусть в назидание, но здесь и сейчас. Воля ваша, почтенные читатели, но у меня, внимательного зрителя той телевизионной картинки, сложилось твердое мнение, что г-н Дмитрий Медведев… Как бы тут выразиться, чтобы не поскользнутся на экстремизме? Ну, предположим, так: президент воспринимает положение в своей стране не вполне адекватно. Судите сами. Укоряя молодого человека, якобы перегнувшего палку, г-н Медведев сказал, что и сам был некогда молодым ученым, а потому отлично знает, что «им» нужно. Нужна квартира. Тут президент замолчал и довольно оглянулся вокруг. Наверное, по реакции окружающих он понял, что не только в квартире дело. Последовали секунды каких-то колебаний и сомнений, после чего президент выдавил из себя: нужна, дескать, зарплата. Еще малость помешкав, уточнил: «приличная зарплата». Справившись с этим упрямым «отдельным неизжитым недостатком», г-н Медведев радостно объявил: «И тогда никто никуда не уедет!» В некоторых изданиях существует особый жанр «писем президенту». Даже если бы я получил твердые заверения, что г-н Медведев лично и внимательно прочтет эти строки, я бы все равно писем ему не писал. Это бесполезно. Если президент и доктор всех наук не понимает того, что известно любому первокурснику, значит, он или не может этого понять, или не хочет. А потому не для «писем президенту», но исключительно для нас с вами я попытаюсь, пусть кратко и в произвольном порядке, перечислить то абсолютно необходимое, без чего «молодому ученому» здесь, в России, жизнь — не в жизнь. Наше государственное управление наукой надменно, скаредно и глупо. Денег дают очень мало – но это еще не вся беда. Главное, что дают не тем и не так. Ученому, старому ли, молодому — пробиться сквозь глухую бюрократическую стену никак невозможно. Если стена останется — будут уезжать. Иерархия науки построена на сталинских принципах. Талант бессилен перед мастерами дворцовых интриг. Гениев назначают за хорошее поведение. Есть лишь одно окошко возможности — признание заграницей. Однако яростный лай на Америку и грызня с Грузией сужают окошко научного общения до размеров глухой форточки. Значит, надо уезжать. «Приличная» зарплата ученого совпадает с верхним порогом бедности. Даже лауреаты престижных премий барахтаются на грани выживания. Если ученым не создадут льготы повсюду: в детсадах, в поликлиниках, в ЖЭКах, в метро, в супермаркетах, в парикмахерских, в пивных барах — будут уезжать. Но наука без внедрения — ноль. Значит, подавай такие же льготы конструкторам, технологам, агрономам, всем, от кого зависит дальнейшая судьба открытий. А если точнее — всему народу, потому что новые товары и услуги кто-то должен купить и оплатить. Иначе ученые будут уезжать. Если молодой (или старый) доктор наук считает, что ввозные пошлины на японские автомобили не следовало повышать, если мнение свое он хочет выразить у общественной елки, а его за это ОМОН дубиной по голове, то ученые будут уезжать. Если всезнайка-подполковник распекает историков-профессионалов, если независимого исследователя ничего не стоит объявить шпионом после закрытого судилища, то ученые будут уезжать. Если взятками пропахли школы и университеты, аспирантуры и суды, если парламент — не место для дискуссий, то ученые будут уезжать. Если всей Академии наук непонятно, кто в стране настоящий президент, а кто рулит понарошку — ученые будут уезжать. Есть ли надежда на то, что Медведев с Путиным нажмут на клавишу Reset и начнут в стране перезагрузку? Совместимы ли они с нормальной демократией, открытой конкуренцией в экономике, науке и политике? Получит ли страна честные выборы, нормальную оппозицию, референдумы, независимых кандидатов, местное самоуправление? Нет? Значит, ученые будут уезжать. ВЛАДИМИР НАДЕИН http://www.ej.ru/?a=note&id=8810
bne: Ревекка Фрумкина Хоть горшком назови… Признаюсь: меня утомляют продолжающиеся сетования по поводу неэффективности РАН, равно как и воспоминания о золотых и черных днях разных ее отделений и институтов. Тем более что последние полвека я сама имела возможность наблюдать как величие, так и падение – и отдельных секторов и отделов, да и целых институтов. Небольшой институт РАН, где я работаю с 1958 года, тоже не исключение, поскольку он знал лучшие времена. Так ведь и худшие он тоже знал. А, скажем, мехмат МГУ? Или такой «молодой» вуз, как РГГУ, на который в свое время возлагалось столько надежд?.. Так или иначе, суета вокруг «федеральных университетов» и уж тем более – планы создания на разных базах новых «исследовательских университетов» меня уже не столько утомляют, сколько раздражают. И тут мне случайно попалась солидная книжка американского автора Roger L.Geiger “To Advance Knowledge” (2006 г., второе переиздание исследования, опубликованного в 1986 г.), специально посвященная истории американских исследовательских университетов. Этот обстоятельный труд рассчитан на специалистов по истории высшего образования, каковым я не являюсь. Но я из него почерпнула сведения о генезисе термина исследовательский университет, который для русского уха звучит достаточно странно: мы привыкли к словосочетанию исследовательский институт. А также впечатляющие цифры о размерах фондов пожертвований (endowments), без которых знаменитые американские университеты, история которых восходит к концу XIX века, просто не состоялись бы. Более любопытно другое: как институция «исследовательский университет» не принадлежит какой-либо эпохе – такой университет действительно может быть создан и сегодня, если для этого есть должные основания. Перечень этих оснований, являющийся, видимо, частью какого-то американского официального документа, я легко нашла в сети – ими я и хочу поделиться с читателем (перевод мой). *** Критерии и стандарты Исследовательского Университета (по данным на лето 2008 года) Чтобы включиться в борьбу за получение статуса исследовательского университета (далее – ИУ. Р.Ф.), необходимо иметь четкую картину всего, что происходит в прочих местных (local) yниверситетах – проанализировать их аудит и иметь возможность сопоставить университет, претендующий на статус ИУ, с другими известными в мире университетами. Обязательным является следование принятым международным стандартам, касающимся общей концепции ИУ, его структуры и его целей. Общие предпосылки могут быть сформулированы следующим образом: Руководство ИУ должен иметь новое руководство, которое является независимым в вопросах, касающихся принятия решений и распределения финансирования. ИУ должен располагать разработанным перспективным планом, детализирующим общие задачи и области приложения максимальных усилий. Место ИУ в культуре страны и региона ИУ должен осуществлять научную и культурную деятельность, которая была бы значима как на уровне региона, так и на международном уровне. Это подразумевает междисциплинарное, межкультурное и сетевое сотрудничество, выходящее за рамки одной страны. Вся деятельность ИУ - будь то в сфере науки или культуры, на уровне страны или на международном, должна быть проникнута духом междисциплинарности, соревновательности, общности целей и ценностей. Инфраструктура Необходимым условием является наличие высококачественного оборудования, отвечающего самым высоким стандартам точности и безопасности, а также библиотека объемом не менее 1 млн. единиц хранения. ИУ, кроме того, должен располагать доступом к Интернету и прочим сетям, рекреационными сооружениями и центрами, иметь доступ к первоклассному исследовательскому оборудованию. Требования к исследовательскому персоналу ИУ должен располагать определенной критической массой исследовательского персонала. Это руководители исследовательских подразделений, специалисты по менеджменту в науке, собственно ученые, вспомогательный персонал, аспиранты и студенты. Кроме того, научные сотрудники ИУ должны иметь высокую квалификацию, опыт научной работы, известность, поощрительные премии и награды национального и международного уровня. Руководство ИУ должно быть вверено лицам, способным к предвидению, пониманию научных перспектив, склонным стимулировать исследования с далеко идущими целями, – и одновременно лицам ответственным, подотчетным, готовым к сотрудничеству и риску, которые обладают качествами лидеров. ИУ и средовое окружение ИУ – часть интеллектуальной экосистемы; соответственно руководство ИУ должно осознавать те требования и обязательства, которые на него налагает это обстоятельство и быть максимально эффективным во взаимоотношениях со средой. Программы ИУ должны быть ориентированы, прежде всего, на подготовку студентов старших курсов и аспирантов, а также на краткосрочные курсы специального характера. Оборудование ИУ должно обеспечивать овладение новейшими технологиями и умение применять их за пределами учебного заведения. ИУ должен сотрудничать с организациями, которым нужны консультативные услуги, которые могут предоставить заказы на исследования и разработки, а также на собственно образовательные услуги. Финансирование ИУ должен суметь обеспечить себе постоянное финансирование из разных источников – это исследовательские гранты, контракты, плата за обучение, целевые благотворительные пожертвования и фонды. Обязательным условием является тщательный финансовый анализ и учет, а также систематический аудит. Не правда ли, есть, над чем задуматься?… 23 апреля 2009, 09:04 http://www.polit.ru/author/2009/04/23/iu.html
bne: Большинство испускающих дух учреждений долго и упорно добивалось коматозного состояния. Конечно, это результат болезни, но болезнь, как правило, не развивается сама собой. Здесь, заметив первые ее признаки, ей всячески помогали, причины ее углубляли, а симптомы приветствовали. Болезнь эта заключается в сознательно взлелеянной неполноценности и зовется непризавитом. Она встречается гораздо чаще, чем думают, и распознать ее легче, чем вылечить. Как и велит логика, опишем ее ход с начала до конца. Затем расскажем об ее симптомах и научим ставить диагноз. В завершение поговорим немного о лечении, о котором, однако, знают мало и вряд ли что-нибудь узнают в ближайшем будущем, ибо английская медицина интересуется не этим. Наши ученые-врачи довольны, если опишут симптомы и найдут причину. Это французы начинают с леченья, а потом, если зайдет речь, спорят о диагнозе. Мы же будем придерживаться английского метода, который куда научней, хотя больному от этого не легче. Как говорится, движение все, цель ничто. Первый признак опасности состоит в том, что среди сотрудников появляется человек, сочетающий полную непригодность к своему делу с завистью к чужим успехам. Ни то, ни другое в малой дозе опасности не представляет, эти свойства есть у многих. Но достигнув определенной концентрации (выразим ее формулой N3Z5), они вступают в химическую реакцию. Образуется новое вещество, которое мы назовем непризавием. Наличие его определяется по внешним действиям, когда данное лицо, не справляясь со своей работой, вечно суется в чужую и пытается войти в руководство. Завидев это смешение непригодности и зависти, ученый покачает головой и тихо скажет: «Первичный, или идиопатический, непризавит». Симптомы его, как мы покажем, не оставляют сомнения. Вторая стадия болезни наступает тогда, когда носитель заразы хотя бы в какой-то степени прорывается к власти. Нередко все начинается прямо с этой стадии, так как носитель сразу занимает руководящий пост. Опознать его легко по упорству, с которым он выживает тех, кто способнее его, и не дает продвинуться тем, кто может оказаться способней в будущем. Не решаясь сказать: «Этот Шрифт чересчур умен», он говорит: «Умен-то он умен, да вот благоразумен ли? Мне больше нравится Шифр». Не решаясь опять-таки сказать: «Этот Шрифт меня забивает», он говорит: «По-моему, у Шифра больше здравого смысла». Здравый смысл – понятие любопытное, в данном случае противоположное уму, и означает оно преданность рутине. Шифр идет вверх. Шрифт – еще куда-нибудь, и штаты постепенно заполняются людьми, которые глупее начальника, директора или председателя. Если он второго сорта, они будут третьего и позаботятся о том, чтобы их подчиненные были четвертого. Вскоре все станут соревноваться в глупости и притворяться еще глупее, чем они есть. Следующая (третья) стадия наступает, когда во всем учреждении, снизу доверху, не встретишь и капли разума. Это и будет коматозное состояние, о котором мы говорили в первом абзаце. Теперь учреждение можно смело считать практически мертвым. Оно может пробыть в этом состоянии лет двадцать. Оно может тихо рассыпаться. Оно может и выздороветь, хотя таких случаев очень мало. Казалось бы, нельзя выздороветь, без лечения. Однако это бывает, подобно тому как многие живые организмы вырабатывают нечувствительность к ядам, поначалу для них смертельным. Представьте себе, что учреждение опрыскали ДДТ, уничтожающим, как известно, все живое. Какие-то годы, действительно, все живое гибнет, но некоторые индивиды вырабатывают иммунитет. Они скрывают свои способности под личиной как можно более глупого благодушия, и опрыскиватели перестают узнавать способных. Одаренный индивид преодолевает внешнюю защиту и начинает продвигаться вверх. Он слоняется по комнатам, болтает о гольфе, глупо хихикает, теряет нужные бумаги, забывает имена и ничем ни от кого не отличается. Лишь достигнув высокого положения, он сбрасывает личину и является миру, словно черт в сказочном спектакле. Начальство верещит от страха: ненавистные качества проникли прямо к ним, в святая святых. Но делать уже нечего. Удар нанесен, болезнь отступает, и вполне возможно, что учреждение выздоровеет лет за десять. Однако такие случаи редки. Обычно болезнь проходит все вышеописанные стадии и оказывается неизлечимой. Такова болезнь. Теперь посмотрим, по каким симптомам можно ее распознать. Одно дело – описать воображаемый очаг заразы, известной нам изначально, и совсем другое – выявить ее на фабрике, в казарме, в конторе или в школе. Все мы знаем, как рыщет по углам агент по продаже недвижимости, присмотревший для кого-нибудь дом. Рано или поздно он распахнет чулан или ударит ногой по плинтусу и воскликнет: «Труха!» (Если он дом продает, он постарается отвлечь вас прекрасным видом из окна, а тем временем обронит ключи от чулана.) Так и во всяком учреждении – специалист распознает симптомы непризавита на самой ранней его стадии. Он помолчит, посопит, покачает головой, и всем станет ясно, что он понял. Как же он понял? Как узнал, что зараза уже проникла? Если присутствует носитель заразы, диагноз поставить легче, но он ведь может быть в отпуске. Однако запах его остался. А главное, остался его след во фразах такого рода: «Мы на многое не замахиваемся. Все равно за всеми не угонишься. Мы тут, у себя, между прочим, тоже делаем дело, с нас довольно». Или: «Мы вперед не лезем. А этих, которые лезут, и слушать противно. Все им работа да работа, уж не знают, как выслужиться». Или, наконец: «Вот кое-кто из молодых выбился вперед. Что ж, им виднее. Пускай продвигаются, а нам и тут неплохо. Конечно, обмениваться людьми или там мыслями – дело хорошее. Только к нам оттуда, сверху, ничего стоящего не перепало. Да и кого нам пришлют? Одних уволенных. Но мы ничего, пусть присылают. Мы люди мирные, тихие, а свое дело делаем, и неплохо...» О чем говорят эти фразы? Они ясно указывают на то, что учреждение сильно занизило свои возможности. Хотят тут мало, а делают еще меньше. Директивы второсортного начальника третьесортным подчиненным свидетельствуют о мизерных целях и негодных средствах. Никто не хочет работать лучше, так как начальник не смог бы управлять учреждением, работающим с полной отдачей. Третьесортность стала принципом. «Даешь третий сорт!» – начертано золотыми буквами над главным входом. Однако можно заметить, что сотрудники еще не забыли о хорошей работе. На этой стадии им не по себе, им как бы стыдно, когда упоминают о передовиках. Но стыд этот недолговечен. Вторая стадия наступает быстро. Ее мы сейчас и опишем. Распознается она по главному симптому: полному самодовольству. Задачи ставятся несложные, и потому сделать удается, в общем, все. Мишень в десяти ярдах, и попаданий много. Начальство добивается того, что намечено, и становится очень важным. Захотели – сделали! Никто уже не помнит, что и дела-то не было. Ясно одно: успех полный, не то что у этих, которым больше всех надо. Самодовольство растет, проявляясь во фразах: «Главный у нас – человек серьезный и, в сущности, умный. Он лишних слов не тратит, зато и не ошибается». (Последнее замечание верно по отношению ко всем тем, кто вообще ничего не делает.) Или: «Мы умникам не верим. Тяжело с ними, все им не так, вечно они что-то выдумывают. Мы тут трудимся, не рыпаемся, а результаты – лучше некуда». И наконец: «Столовая у нас прекрасная. И как они ухитряются так кормить буквально за гроши? Красота, а не столовая!» Фразы эти произносятся за столом, покрытым грязной клеенкой, над несъедобным безымянным месивом, в жутком запахе мнимого кофе. Строго говоря, столовая говорит нам больше, чем само учреждение. Мы вправе быстро судить о доме, заглянув в уборную (есть ли там бумага); мы вправе судить о гостинице по судочкам для масла и уксуса; так и об учреждении мы вправе судить по столовой. Если стены там темно-бурые с бледно-зеленым; если занавески малиновые (или их просто нет); если нет и цветов; если в супе плавает перловка (а быть может, и муха); если в меню одни котлеты и пудинг, а сотрудники тем не менее в восторге – дело плохо. Самодовольство достигло той степени, когда бурду принимают за еду. Это предел. Дальше идти некуда. На третьей, последней стадии самодовольство сменяется апатией. Сотрудники больше не хвастают и не сравнивают себя с другими. Они вообще забыли, что есть другие учреждения. В столовую они не ходят и едят бутерброды, усыпая столы крошками. На доске висит объявление о концерте четырехлетней давности. Табличками служат багажные ярлыки, фамилии на них выцвели, причем на дверях Брауна написано «Смит», а на Смитовых дверях – «Робинсон». Разбитые окна заклеены неровными кусками картона. Из выключателей бьет слабый, но неприятный ток. Штукатурка отваливается, а краска на стенах пузырится. Лифт не работает, вода в уборной не спускается. С застекленного потолка падают капли в ведро, а откуда-то снизу доносится вопль голодной кошки. Последняя стадия болезни развалила все. Симптомов так много и они так явственны, что опытный исследователь может обнаружить их по телефону. Усталый голос ответит: «Алло, алло...» (что может быть беспомощней!) – и дело ясно. Печально качая головой, эксперт кладет трубку. «Третья стадия, – шепчет он. – Скорее всего, случай неоперабельный». Лечить поздно. Можно считать, что учреждение скончалось. Мы описали болезнь изнутри, а потом снаружи. Нам известно, как она начинается, как идет, распространяется и распознается. Английская медицина большего и не требует. Когда болезнь выявлена, названа, описана и заприходована, английские врачи вполне довольны и переходят к другой проблеме. Если спросить у них о лечении, они удивятся и посоветуют колоть пенициллин, а потом (или прежде) вырвать все зубы. Сразу ясно, что это не входит в круг их интересов. Уподобимся мы им или подумаем о том, можно ли что-нибудь сделать? Несомненно, еще не время подробно обсуждать курс лечения, но не бесполезно указать в самых общих чертах направление поиска. Оказывается, возможно установить некоторые принципы. Первый из них гласит: больное учреждение излечить себя не может. Мы знаем, что иногда болезнь исчезает сама собой, как сама собой появилась, но случаи эти редки и, с точки зрения специалиста, нежелательны. Любое лечение должно исходить извне. Хотя человек и может удалить у себя аппендикс под местным наркозом, врачи этого не любят. Тем более не рекомендуется самим делать другие операции. Мы смело можем сказать, что пациент и хирург не должны совмещаться в одном лице. Когда болезнь в учреждении зашла далеко, нужен специалист, иногда – крупнейший из крупных, сам Паркинсон. Конечно, они много берут, но тут не до экономии. Дело идет о жизни и смерти. http://n-t.ru/ri/pr/zp10.htm
bne: Листая Радиева неожиданно для себя пришел к печальному выводу Если вводить понятия о чесовеческом или социальнолм капитале или капитале знаний то недурно бы понимать, что они должны быть положительными А если они не только ниже средних, но и отрицательны? Говорить о долге по знаниям? А если саботаж или подделки (да еще и обнаруживаемые)?
bne: Закон случайных чисел победил принцип Питера Ученые предложили способ победить закономерность, известную как принцип Питера. Согласно этому принципу, в иерархической системе любой работник поднимается до уровня своей некомпетентности. Статья, в которой изложено решение этой серьезной проблемы, пока не принята к публикации в научный журнал, но ее препринт доступен на сайте arXiv.org. Логическое обоснование принципа Питера заключается в следующем. В типичной организации, построенной по иерархическому принципу, начальство повышает тех сотрудников, которые лучшим образом проявляют себя на текущих позициях. Рано или поздно сотрудник оказывается в должности, с обязанностями которой он не в состоянии справиться. Причина заключается в следующем: успех работника на некоем посту не означает, что у него достаточно личных и профессиональных качеств для выполнения более сложных обязанностей. Итогом действия принципа Питера является постепенное распространение некомпетентности по всем уровням в организации. Авторы новой работы рассмотрели другие способы назначения сотрудников на руководящие посты и сравнили итоговую эффективность функционирования организации. Одна из альтернатив заключается в последовательном повышении сначала наиболее, а затем наименее успешных сотрудников. Вторая подразумевает назначение на более высокие должности работников в случайном порядке. Согласно выводам ученых, оба метода дают лучшие результаты, чем существующая практика продвижения работников в организациях. Принцип Питера был сформулирован философом Лоуренсом Питером (Laurence Peter) в 1968 году в одноименной книге. Питер придумал не только сам принцип, но также несколько следствий из него. Книга написана строгим научным языком, однако многие ученые настаивают, что принцип Питера является шуткой. Наряду с ним часто упоминают законы Мерфи и законы Паркинсона. http://www.lenta.ru/news/2009/07/07/peter/ =========== Ссылка на принцип Питера http://lib.ru/DPEOPLE/PITER/piter.txt Ссылка на статью http://arxiv.org/abs/0907.0455 ССЫЛКА и ПОИСК выводят на ошибку ----------- arXiv:0907.0455 [ps, pdf, other] Error accessing arXiv:0907.0455 ----------- ================================ Жаль оригинал статьи в Archiv недоступен Да и название статьи в ЛЕНТЕ весьма сомнительно Речь же идет о модели человека и принятия решений Тут нужно думать как это моделировать (как навык на одном уровне сопрягается с навыком на другом) и как это соотносится с системой лоббирования (скажем может ли евнух командовать армией Византии или мелкий некомпетентный интриган решать судьбу публикаций) Тема вертикальных лифтов и правил (столь любимая Парето) тут крайне важна
bne: "Предисловие Реймонда Халла Как литератор, журналист, я имел неограниченные возможности изучать пружины действия цивилизованного общества. Работая над своими статьями и очерками, я исследовал механизм государственного аппарата, промышленности, торговли, образования, искусства. Я беседовал с представителями многих профессий и специальностей, стоящими на самых различных ступенях общественной лестницы, и внимательно выслушивал их мнения. Я обнаружил, что, за малым исключением, люди выполняют свою работу кое-как. Повсюду неистовствует и торжествует некомпетентность. Я был свидетелем того, как архитекторы-планировщики руководили строительством города в пойме большой реки, где он был обречен на периодические затопления. Совсем недавно мне довелось прочитать о том, как на одной английской электростанции рухнули три гигантские башни-градирни: каждая обошлась в миллион долларов, но не могла выдержать хорошего порыва ветра. Я с интересом узнал, что по окончании сооружения закрытого бейсбольного стадиона в Хьюстоне (штат Техас) было обнаружено, что как раз в бейсбол играть там нельзя: в солнечные дни блеск стеклянной крыши слепит игроков. Я заметил, что изготовители бытовых приборов, как правило, рядом с магазинами открывают ремонтные пункты в предвидении того (и это подтверждается практикой), что многие из их изделий выйдут из строя еще до истечения гарантийного срока. Наслушавшись жалоб бесчисленных автомобилистов на неисправности в новых машинах, я не удивился, узнав, что примерно у каждой пятой автомашины, выпущенной за последние годы крупнейшими автомобильными фирмами, были обнаружены серьезные производственные дефекты. Пожалуйста, не считайте меня желчным ультраконсерватором, который поносит современных людей и современные вещи только за то, что они современны. Для некомпетентности нет границ ни в пространстве, ни во времени. Историк Маколей цитирует отзыв Сэмюэля Пеписа о состоянии английского военного флота в 1684 году: "Управление флотом являет собой чудо расточительности, взяточничества, невежества и нерадивости... никаким сметам нельзя доверять... ни один контракт не был выполнен... не проводилось никаких проверок... Некоторые из новых военных кораблей настолько негодны, что без срочного ремонта затонут тут же у причалов. Жалованье матросам выплачивается столь нерегулярно, что они рады, когда находят, ростовщика, который покупает их платежные билеты с сорокапроцентным вычетом. Большинством кораблей на плаву командуют люди, не обученные морскому делу". Веллингтон, изучая список офицеров, присланных ему в Португалию во время кампании 1810 года, сказал: "Единственная моя надежда на то, что, познакомившись с этим списком, противник задрожит так же, как я". Генерал Ричард Тейлор, участник гражданской войны, говоря о битве при Геттисберге, заметил: "Командиры армии конфедератов были знакомы с топографией местности, находящейся в одном дневном переходе от Ричмонда, не больше, чем с топографией Центральной Африки". Роберт Ли однажды горько пожаловался: "Я не могу добиться, чтобы мои приказы выполнялись". На протяжении большей части второй мировой войны британские вооруженные силы имели снаряды и бомбы, значительно уступавшие в эффективности немецким. Уже в начале 1940 года английские ученые знали, что небольшая добавка дешевого порошкообразного алюминия удвоит их взрывную силу. И все же эти знания были использованы только в конце 1943 года. Во время той же войны австралиец - капитан госпитального судна, проверяя водяные баки корабля после ремонта, обнаружил, что они выкрашены изнутри свинцовым суриком. Вода из этих баков отравила бы всех до единого обитателей судна. Об этих случаях - и сотнях им подобных - я читал и слышал, многое видел сам. Я пришел к выводу о всеобщем характере некомпетентности. Меня уже не удивляет, что лунная ракета не может взлететь, так как что-то оказалось позабытым, что-то сломалось, что-то не сработало или что-то преждевременно взорвалось. Я без малейшего изумления обнаруживаю, что советник правительства по вопросам семьи и брака - гомосексуалист. Теперь я заранее жду, что государственные деятели окажутся не способными выполнить свои предвыборные обещания. А если они попробуют что-нибудь сделать, то уж скорее всего выполнят обещания своих противников. Некомпетентность была бы достаточно досадной, даже если бы ее проявления ограничивались лишь такими относительно удаленными от повседневного обихода областями, как политика, космические путешествия и тому подобное. Но куда там! Она существует совсем рядом - постоянно и выматывающее душу неудобство." Лоуренс Дж. Питер, Реймонд Халл. Принцип Питера --------------------------------------------------------------- Главы из книги Перевод с английского Михаила Арского, Журнал "Инностранная Литература" No 8, 1971 год OCR and spellcheck by Eugene Rudnitsky http://lib.ru/DPEOPLE/PITER/piter.txt
bne: Доступ к статье открыт http://arxiv.org/pdf/0907.0455 В ARHIV.org видимо читатели ЛЕНТЫ активно ломанулись вчера Там же появился раздел Physics and Society (physics.soc-ph)
bne: ВЕДОМОСТИ Максимум некомпетентности: Прогрессирующий непрофессионализм Рубрика: Наука | Просмотров: 7741 | Комментариев: 30 | Версия для печати «Каждый член иерархической организации продвигается по службе, достигая уровня некомпетентности». Это известное правило подтверждено математически, и так же показано, что эффективнее всего выбирать сотрудников для повышения… просто случайным образом. В основе структуры подавляющего большинства организаций, включая коммерческие компании, лежит парадокс. Человека, проявившего себя достойно на своем месте, продвигают вверх по служебной лестнице, хотя то, что он окажется столь же успешным на новом месте – далеко не факт. Это подтверждает и точная наука. В 1969 г. Канадский психолог Лоуренс Питер (Laurence Peter) описал этот парадокс коротким правилом, которое стало широко известно и получило название «Принцип Питера». Он гласит: «Каждый член иерархической организации продвигается по службе, достигая уровня некомпетентности». Иначе говоря, той ступени, на которой он приносит организации вред. Это далеко не столь парадоксально, как может показаться на первый взгляд. Группа итальянских исследователей во главе с Алессандро Плючино (Alessandro Pluchino) впервые создала математическую модель, которая описывает подобное поведение систем. По их словам, действительно, обычная логика говорит нам, что человек, проявляющий профессионализм на определенном уровне, будет более компетентен и на более высокой ступени. Так что продвигать по службе более компетентных сотрудников выглядит совершенно естественным. Но это не так: обыденная логика снова обманывает нас. Достаточно рассмотреть ситуацию чуть глубже. Несложно заметить, что новый уровень требует новых навыков и ответственности, и то, сколь умело человек справлялся с одними задачами, мало говорит о том, насколько справится он с другими. Допустим даже, что на более высокой позиции человек окажется вполне эффективен. Тогда со временем он будет переведен еще на ступеньку выше – и так далее, пока не достигнет того самого «уровня некомпетентности», где уже не проявит достаточно успехов, чтобы продвигать его дальше. Здесь он и закрепится – или будет кочевать с одной позиции на другую аналогичного уровня. «Разжаловать» сотрудников у нас не принято, как это ясно видно из профессиональной карьеры многих российских политиков и чиновников. Еще Лоуренс Питер заметил, что в крупных организациях, подобная практика раскрывается во всей красе, именно так и происходит. Успешный сотрудник двигается вверх по служебной лестнице до тех пор, пока его некомпетентность не остановит его на определенном уровне. Со временем общий уровень некомпетентности в организации нарастает (и легко заметить, что максимума она достигает ближе к вершине иерархической пирамиды), и если б не те работники, которые еще не пришли к этой ступени, компанию неминуемо бы ждало разрушение. Это же Плючино с коллегами показали и в ходе математического моделирования, заодно продемонстрировав, что с нарастанием общего уровня некомпетентности снижается и эффективность работы организации. Такова горькая, но правда. Но есть ли пути преодоления этой опасности? Можно ли найти способы более разумно выбирать сотрудников для продвижения по службе? Есть, хотя способы эти могут вызвать, на первый взгляд, недоумение. Проведенное группой Плючино моделирование показало, что две альтернативных стратегии оказываются более выигрышными в сравнении с обычным повышением успешных работников. Первая – повышать самых успешных параллельно с повышением самых неуспешных. Вторая – повышать сотрудников, выбранных случайным образом. Оба эти пути если не улучшают, то по крайней мере, не ухудшают эффективность организации в целом. И это доказано математически – правда, применить подобные подходы на практике вряд ли решится даже самый компетентный директор. Читайте и о других математических исследованиях нашего – такого разумного и такого парадоксального – сообщества: о пользе случайных связей («Общественное древо»), о социуме, как термодинамической системе («Общество и его энергия») и о том, подтверждается ли известное «правило шести рук» («Вот моя рука!»). По сообщению physics arXiv blog http://www.popmech.ru/article/5623-maksimum-nekompetentnosti/
bne: 15.07.2009 22:00 Наука: соблюдаются ли принципы научной этики в России Ольга Орлова Ирина Лагунина: «С приходом моей администрации закончилось время, когда наука шла за идеологией. Успех нашей страны коренится в свободе исследований. Подорвать научную этику – значит подорвать демократию», - так президент США Барак Обама, выступая в Национальной академии наук, оценил важность независимости ученых. Но соблюдаются ли принципы научной этики в российском научном сообществе? Об этом Ольга Орлова беседовала с главным научным сотрудником Санкт-Петербургского отделения математического института имени Стеклова РАН Анатолием Вершиком. Ольга Орлова: Какова научная этика сегодня в российской науке? Анатолий Вершик: Это большой вопрос. Я думаю, что научная этика существует, она деформирована, конечно, но она существует, и есть люди, которые ей следуют. Я даже готов поддержать некоторые радикальные воззрения на этот счет, что научное общество сейчас коррумпировано, тоже является конформистским – это правда. Но это только полправды. На самом деле наука сама по себе несет импульс определенные этики и может быть как немногие другие человеческие занятия и сферы проявления человеческого разума в большей степени, чем другие, я думаю. Поэтому утрата научной этики действительно грозит обществу потерей этики вообще. Конечно, раньше была другая религиозная этика, которая спасала общества, но сейчас в общем-то ее почти нет. Научная этика, конечно, касается очень небольшого круга людей, но тем не менее, это важно, что такой круг людей есть, старается ей следовать. По простой причине, потому что в науке, я математик, в математике особенно стремление к истине, к правде - это самое главное, других критериев нет. И именно поэтому вольно или невольно наука становится таким образцом соблюдения этики вообще. Я думаю, что я не преувеличиваю. Увы, в наше время не в том дело, что этика деформирована или ей не все следуют, нет. Проблема в том, что уважение к науке не такое, какое должно быть в цивилизованном обществе. Ольга Орлова: На это очень легко возразить: обществу довольно трудно уважать ученых, которые точно так же берут взятки, подписывают фальшивые экспертные заключения. Это цепочка взаимных претензий. Анатолий Вершик: Я не согласен с тем, что вы сказали про научное сообщество. Оно, как и все, например, как академия наук, как институты, оно перемешено. Там есть люди, которые к науке не имеют отношения. А это люди, которые занимаются не наукой, а в плохом смысле бизнесом, который как бы близок к науке. Они действительно занимаются продажей, торговлей, но это не ученые. Я повторяю, что если говорить об ученых, которые занимаются наукой, особенно фундаментальной наукой самой по себе, то по своей идее это люди, которые следуют только критериям истины. Такие есть, я знаю их. И думаю, несомненно, люди, которые не имеют особых контактов и не знания, не имеют знакомых ученых, они несомненно верят в то, что такие люди существуют. Их может быть не так много в процентном отношении в обществе, но они есть. Скажем, возьмем какой-нибудь даже очень солидный университет. Сейчас университеты занимаются коммерцией, они должны продавать какие-то вещи. Совершенно естественно, что около этого крутится масса народа. Более того, некоторые люди, которые когда-то может быть занимались чем-то похожим на науку, они сейчас занимаются этим. Они сейчас следуют правилам в плохом смысле рынка, они действительно готовы что-то фальсифицировать и прочее. К сожалению, мы знаем такие примеры и на высоком уровне. Но это не значит, что научная этика разрушена. Ольга Орлова: Если научная этика существует и существует в действии, это не островки, а некоторая среда, если можно так сказать, этическая среда, то как вы думаете, все-таки нельзя сказать, что научное сообщество как-то консолидировано, основываясь на общих этических принципах, отстаивает даже свои интересы, я уж не говорю про интересы общества, связанные с образованием и так далее. Что мешает консолидации сообщества научного? Анатолий Вершик: Есть такое понятие - солидарность ученых. Я недавно его употребил, я был в Германии на юбилее одного уважаемого ученого, я его знаю очень давно и помню наши контакты еще в советские времена. И я как раз сказал такую вещь, что есть замечательная вещь – солидарность математиков. Я не говорю солидарность ученых вообще, потому что я не уверен, что такое есть у других, ученых других специальностей, но у математиков это есть. Я хочу об этом говорить, как о несомненном положительном примере, который проявляется и сейчас, и о котором почти не знают или стараются забыть. Вот начало 90 годов, сколько тут говорят о том, какое это было безобразие - разрушение науки. Но кто помог? А помогли американские математики, которые собрали через американское математическое общество миллион долларов, тогда это было очень много, для помощи российским ученым. Они тратили колоссальное время, составляли списки, они внимательно смотрели на рейтинги ученых, чтобы понимать, кому помогать, просили дать фамилии молодежи. И это было сделано. В течение двух лет они платили довольно большую сумму, которая, конечно, превышала во много раз тогдашнюю зарплату. И это сейчас забыто. А Сорос, который помог тысячам ученым, инженерам, это не только наука и не только математика. И это оплевывалось, говорилось, что это попытка совратить наших ученых и сделать проводники американского образа жизни и прочие глупости. И это говорили ответственные люди, члены думы. Это есть примеры солидарности. Ольга Орлова: Французское общество математиков. Анатолий Вершик: Французское общество математиков, я сам участвовал в американских контактах и во французских. Они помогали в основном молодежи, контакты продолжались в течение двух лет и так далее. Я даже хочу вспомнить более далекие времена, когда не было прямых контактов и такой помощи не могло быть. Но, тем не менее, мы, люди, которые в советское время чувствовали пресс советской действительности, не все были благополучны, это сейчас они говорят, как хорошо было и прочее, но есть и другие люди, которые помнят и другое. Так вот и в те времена было желание помочь в людям и в публикациях, и в отъездах для тех, кто хотел. Вот это есть пример той самой этики, почему они помогали и кому они помогали. Это были контакты научные, они знали людей, они понимали, что это люди науки. Нас объединяла наука. И наука объединяет людей в большей степени, чем, скажем, национальность религия и прочее. Ольга Орлова: Очень часто помогали, именно зная работы, не зная лично даже людей. Анатолий Вершик: Не только. Дело в том, что к тому времени была прекрасная информация о том, что здесь есть. К тому времени уже еврейская эмиграция, грубо говоря, почти закончилась, уехала масса народу, которые прекрасно знали и людей, прекрасно знали обстановку. Они участвовали в дискуссиях по этому поводу. Так что тут дело не только, в работах, конечно, потому что судили, разумеется, по работам, но они кроме того понимали положение людей и даже в какой-то степени их отношение к действительности, о том, кому нужно помогать, кому нет. Это все не было секретом. Можно сказать, еще до появления интернета на самом деле контакты были достаточно информативные. Ольга Орлова: Анатолий Моисеевич, вы все-таки говорите о 90 годах, это было достаточно тяжелое для российских ученых время. Но если говорить о сегодняшнем дне, существует ли солидарность ученых с международным нучным сообществом? Анатолий Вершик: Давайте об этом мы поговорим. Существует ли солидарность внутри нашей страны? Увы, об этом с уверенностью я сказать не могу. Это беда, даже дело не в только солидарности, а в некотором профессионально сообществе. По-видимому, советская власть научила людей бояться любого образа объединений кроме тех, которые навязаны сверху. А это совершенно естественная вещь, профессиональное объединение, скажем, математиков - это очень важная была бы структура, где можно было бы обсуждать и вопросы образования, которые так много занимают сейчас времени у нас в обсуждениях, и вопросы дальнейшего развития науки и так далее. Более того, есть вопросы, близкие к политике, которые мы не можем обходить. Например, защита ученых. Тут ведь много есть примеров того, как на ученых наступают известные силовые так называемые структуры, и ученые их должны защищать. Но, к сожалению, эта защита какая-то размытая, она не оформлена ни в какие рамки. Это очень жалко, потому что только целенаправленная защита может что-то изменить. Ольга Орлова: Вы сказали, что советская власть, видимо, настолько людей отучила от естественных объединений общественных, заменив их на формальные, навязанные сверху, что это может сказываться на ученых, поскольку ученые не в вакууме живут, это те же люди. Но ведь за это время, мы разговариваем, у нас 2009 год, за это время в науку, а в математике это особо заметно, пришло поколение, которое, если помнит советские годы, то первых лет жизни. Это люди, которые помнят советскую власть, но они ею не сформированы и они не изуродованы, вот что самое главное. Анатолий Вершик: Эти люди более свободные, у них есть свобода выбора. Но нужно всегда понимать, что даже неосознанное следование родительским образцам продолжается очень долго. И нужны усилия новых лидеров, может быть их не так много, чтобы преодолеть эту инерцию, которая была у их родителей, которые всегда боялись каких-либо ни было оппозиционных действий, объединений и прочее. Понятно, почему боялись. Это очень частая вещь. Следующее поколение, оно в некотором смысле становится равнодушным, оно не следует образцам предыдущего, но что-то из предыдущего поколения на них упало. Я много раз на круглых столах в независимом университете говорил: давайте сделайте объединение молодых людей в интернете, обсуждайте ваши проблемы. Как-то это уходит. Не знаю, почему. То ест,ь я думаю, что если бы кто-то мне предлагал такое, если бы интеренет в мои молодые годы, я бы немедленно кинулся на это и постарался что-то такое объединить. Не происходит, не знаю, почему. Думаю, что инерция есть. Ольга Орлова: Все-таки проект «Сантифик.ру» - это проект научного сообщества и его организовали молодые ученые, и он очень активный. Тот же «Троицкий вариант», газета для научного сообщества. Анатолий Вершик: Тут еще, между прочим, скажу, не жалея своих коллег, что у математиков это в меньшей степени развито, чем у физиков, чем у людей, которые связаны с какими-то приложениями. У них другой склад. Математики более заторможенные и менее инициативны. Но я надеюсь, что такое будет. http://www.svobodanews.ru/articleprintview/1778764.html
полная версия страницы